У истоков Золотой реки - [49]

Сейчас, однако, этот покладистый человек оказался упрямым. Тыча пальцем в большой разрисованный лист бумаги, он говорил:

— Вот видишь, Алексей, здесь на карте видно, что лошади могут идти по Мякиту. Не бойся, ни с тобой, ни с твоими лошадьми ничего не будет. Я за все отвечаю!

Но якут посмотрел на карту, посмотрел на геолога и, тяжело вздохнув, молвил: — Симбир (все равно) бумага. Дорога нету, трава нету, дрова нету, конь пропал, нючча пропал, тойон пропал!

Прислушивавшийся к разговору якут, из-за которого все это началось, поддержал Алексея.

— Суол сох (дороги нет), — сказал он и энергично покрутил головой.

Цареградский, несмотря на свою решимость идти к Оле выбранным путем, невольно смутился. А вдруг местные жители действительно правы и верховья Мякита непроходимы для лошадей? Он не допускал мысли о слишком высоких горах и недоступном из-за этого перевале. Верховья Мякита и прилегающий район бассейна Бахапчи находились в области типичного среднегорья, и никаких сюрпризов в этом смысле ожидать было нельзя. Однако, может быть, дело вовсе не в высоте гор, а в непроходимых для лошадей каменных развалах и осыпях? Это вполне возможно. Тем не менее он знал по своему опыту на Алдане и здесь, на Колыме, что среднегорье практически всюду проходимо для вьючного транспорта и что любые встретившиеся на пути каменные осыпи и скалы можно обойти стороной. Только это потребует лишнего времени.

«Нет, — решил он про себя, — я должен настоять на своем. Ведь это кратчайший путь к побережью. К тому же шоссейную дорогу можно пробить даже и в таких местах, которые сейчас непроходимы для лошадей».

— Алексей, — обратился он опять к каюру, — если ты не хочешь идти по Мякиту, забирай свою ат (лошадь) и ступай обратно в Сеймчан. — Он выразительно махнул рукой и добавил: — Иди Сеймчан, понимаешь, иди! Возьми свою ат и иди! Мы пойдем одни, без тебя!

Каюр замахал руками и быстро заговорил о чем-то по-якутски, не вставляя ни одного русского слова. Он был слишком взволнован и забыл все, чему успел научиться. Однако Цареградский все же понял, что Алексей не может доверить им лошадей сеймчанских якутов.

— Ничего, ничего, не бойся, — возразил он ему решительно и строго. — Я дам тебе бумагу в исполком, что взял лошадей и возвращу их из Олы. А если что-нибудь с ними случится, мы дадим за лошадей деньги. Понимаешь, деньги, рубли.

— Бумага сох! — воскликнул якут. — Бумага плохо, кусаган, ат хорошо, учугей. Бумага нет. Иди нет, улахан хая (большая гора) есть, дорога нет, — добавил он с отчаянием.

— Ну хорошо, — заговорил примирительно геолог. — Пойдем все вместе по Мякиту. Если там будет сопкачан (маленькая гора) — хорошо, пойдем на Олу. Если дорога будет кусаган, плохая, — пойдем обратно сюда, — он показал пальцем на юрту и обвел всю местность, — и потом пойдем по Буюнде. Согласен?

Алексей тяжело задумался, осмысливая сказанное и обдумывая ответ. Затем он о чем-то долго говорил с приятелем-якутом. Наконец оба пришли к выводу, что предложение «Литина» ничем опасным не грозит. При неудаче отряд может вернуться назад и лошади не пострадают; потеря времени якутов не пугала.

Махнув рукой и ни слова не говоря, каюр направился к стреноженным лошадям. Подойдя к своему коню, он обнял его за шею и, казалось, что-то пошептал ему на ухо. Потом он стал на колени, поклонился лошади в землю и, вернувшись к начальнику, сказал:

— Идем!

— Ишь ты, — промолвил молчавший до сих пор Игнатьев. — Видно, с конем советовался, идти или не идти. Ну и народ!

— Не смейся, — возразил Цареградский. — У них еще много осталось от старых шаманских обрядов, которых мы не знаем. Может, он у коня прощения просил за опасность.

— А вдруг и в самом деле не перевалим?

— Не думаю. Вероятно, просто якуты этим путем не пользовались и поэтому его не знают. На худой конец действительно возвратимся обратно и пойдем Буюндой. Я же сказал!

На этом инцидент, отнявший больше двух часов, был исчерпан. Алексей нехотя растреножил коней, и они быстро их навьючили. Еще через полчаса маленькие якутские лошади тронулись вверх по Гербе.

Якуты не подковывают своих лошадей. Копыта у местных лошадей, правда, очень твердые, и при езде по грунтовым дорогам их некованность никак не сказывается. Совсем другое — каменистые горные дороги. Лошадиные копыта после долгого пути по камням и скалам сбиваются чуть ли не до живого мяса, и несчастные обезноженные животные могут совершенно выйти из строя.

При выходе каравана с сулухучанской стоянки Цареградский заметил, что одна из навьюченных лошадей слегка припадает на переднюю ногу (у лошадей передние копыта особенно сильно снашиваются), и с тревогой указал на нее каюру:

— Смотри-ка, Алексей, нога у лошади испорчена, ат кусаган! Якут оглянулся на лошадь и, мрачно махнув рукой, проговорил

что-то непонятное по-якутски.

Итак, все три отряда Колымской экспедиции, каждый своим путем, двигались назад, к Оле. Перед расставанием у среднеканского развилка Билибин сказал Цареградскому:

— Смотри, Валентин, не опаздывай в Олу. Последний пароход должен прийти 16 сентября. Если немного задержишься, не страшно: я постараюсь затянуть погрузку до двадцатого, но на большее не рассчитывай. Двадцатого мы отплываем, и тогда тебе придется либо еще раз зимовать, либо добираться до Владивостока своими силами.