У истоков Золотой реки - [4]

Но Билибин — это большая и самодовлеющая тема, требующая больших разысканий и специального места. К сожалению, я никогда с ним не встречался и могу судить о нем, лишь основываясь на его печатных работах и воспоминаниях его друзей. Здесь же важно отметить, что счастливый случай свел в Горном институте, а затем во время Алданской экспедиции двух этих выдающихся людей, положив начало новой главе в истории геологической науки и новому этапу в освоении дальней северо-восточной окраины нашего государства.

Не менее важно и второе обстоятельство. Находки полезных ископаемых во все времена зависели от интуиции ищущих и были в какой-то мере случайными. Не исключение и россыпи золота. Однако сплошное опробование речных долин, впервые проведенное в Алданской экспедиции 1926 года путем планомерной промывки речных песков через определенные расстояния, было той методической новинкой, которая стала залогом будущих удивительных поисковых успехов на Колыме.

Мы подошли к тому моменту в жизни начинающего геолога, который он мог бы с полным на то основанием назвать осуществлением мечты…

Первая Колымская экспедиция

Ранней весной 1928 года Юрий Александрович Билибин был назначен начальником геологопоисковой экспедиции на Колыму. Первым делом он предложил только что закончившему курс обучения в Горном институте Валентину Цареградскому поехать с ним в качестве его заместителя. Экспедиция снаряжалась Всесоюзным геологическим комитетом на средства треста Союззолото и была рассчитана на полтора года.

— Есть интересные сведения. Может быть, там, к востоку от Лены, мы найдем что-то похожее на золотые россыпи Ленского бассейна, — сказал Билибин. — Правда, надежды на это не слишком велики, но попытаться нужно!

У Цареградского, хотя он и старался изо всех сил казаться спокойным, забилось сердце. Кажется, начинается то самое, о чем он настойчиво думал все последние годы, к чему так долго себя готовил, по-мальчишески тренируя волю, мускулы и сердце.

Разумеется, он тут же с радостью согласился ехать помощником своего старшего приятеля, но… на беду, студент Цареградский еще не защитил свой давно оконченный и даже перепечатанный дипломный проект. До разговора с Билибиным торопиться ему было некуда, а теперь вдруг оказалось, что выезжать нужно немедля: время не ждет! По словам молодого, но очень энергичного начальника, к началу навигации в Охотском море они обязаны со всем штатом экспедиции быть во Владивостоке. По самым скромным подсчетам, до того места, где будут разбиты их первые палатки, нужно проехать, проплыть и пройти около двенадцати тысяч километров! Почти все остальные сотрудники экспедиции были уже оформлены, и каждый на своем месте занимался подготовкой снаряжения, оборудования, инструментов и тысячи мелочей, которых мы не замечаем в повседневной жизни, но без которых не обойтись в такой долгой и далекой поездке.

Цареградский тоже развил бурную деятельность. Декан геологического факультета профессор Болдырев (впоследствии и он оказался на Колыме и работал там под началом бывшего своего ученика вплоть до дня своей трагической гибели в марте 1946 года) пошел ему навстречу и назначил защиту проекта в ближайшую сессию.

Отзыв одного из рецензентов, профессора Трушкова, был получен всего за двадцать минут до заседания. Очень волновавшийся дипломант вскоре справился со своим дрожавшим голосом и уже уверенно закончил доклад. Все сошло хорошо. Диплом он получил с отличием. Через полтора часа маститые члены квалификационной комиссии поздравляли бывшего студента Горного института и будущего помощника начальника Колымской поисковой экспедиции.

Экспедиция началась с трудностей.

Утомительная многодневная поездка на поезде и двухнедельное путешествие на грязном полугрузовом японском пароходе «Дайбоши-мару» привели наконец в ночь на 4 июля 1928 года Билибина, Цареградского и их спутников в рыбацкое село Олу. Полтора десятка потемневших и покосившихся от старости изб расползлось по широкой пойме реки, которая незаметно сливалась здесь с приморской равниной. В центре села еле отличалась от изб маленькая деревянная церковь с похожим на сторожку домиком священника. Лишь принадлежавший прежде местному богатею дом сельсовета да длинное одноэтажное здание школы на берегу Ольской протоки были крыты железом и потому выглядели богато.

Экспедиция разместилась в школе. Тут, на берегу туманного Охотского моря, Билибин и Цареградский надеялись достать верховых лошадей, вьючных оленей, проводников и рабочих. Заведующий Ольской торговой факторией, с которым они связались по телеграфу еще будучи в Ленинграде, уверил их в том, что сделать это будет нетрудно. Но, увы, посулы заведующего оказались совершенно необоснованными; ни лошадей, ни оленей в Оле не было. Единственный оказавшийся на месте представитель власти, милиционер, лишь разводил руками:

— Помочь трудно. В Оле рыбаки живут, ни лошадей, ни оленей не имеют. Надо со всего района собирать. Подождите зимы, тогда дороги наладятся, понемногу транспорт соберем!

— Ждать до зимы?! — бушевал импульсивный Билибин. — Да ведь это же срыв экспедиции, срыв важного государственного задания! Я буду жаловаться в Хабаровск, в Москву!