У истоков русской контрразведки - [18]

Во-вторых, юриспруденция и контрразведка – это разноплановые государственные органы по своим функциям. Их представители по-разному смотрят на пути и средства достижения своих целей, ибо природа их различна, несхожа. Коллеги-юристы (Завадский, Чубинский) по роду своей деятельности не обязаны стараться узнать заранее о том, где и как некое лицо или группа лиц совершают преступления против государства. Для них зло только тогда считается таковым, когда оно будет доказано судом. Оперативный же работник в отличие от них способен получать информацию о преступлении в момент его совершения. Он способен видеть изнанку этого преступления, знать многое об его участниках, определить истинные масштабы содеянного. Для него то же самое зло – нечто осязаемое почти каждодневно, и он считает необходимым как можно скорее положить этому конец. Поэтому немудрено, что оперативные начала до поры до времени могут просто не стыковаться с существующим правовым регламентом. Это особенно понятно, ибо речь идет о молодой отечественной контрразведывательной службе, которая еще не успела органически вписаться в российское правовое поле.

Гражданские и военные юристы в большинстве своем не накопили опыта по работе со шпионскими делами, в основе которых лежали оперативные материалы – агентурные донесения, сведения, полученные от добровольных осведомителей, сводки наружного наблюдения, корреспонденция, полученная путем перлюстрации, и т. п.

Добавим к этому, что они практически ничего не знали об иностранных разведках, их структуре, организации, методах работы. Вот почему юриста Завадского буквально шокировали «слухи, сплетни, обрывки без начала и конца», т. е. то, что в контрразведке называется оперативными материалами, видимо, не сведенными Батюшиным в систему, и он отвергает их. Хотя как гражданин, а тем более как законник, он отлично понимает, с какого рода преступными делами, страшными по своим отрицательным последствиям для Отечества, он столкнулся. Закон превыше всего, и пусть весь мир летит в тартарары, если закон не соблюдается – вот безупречное кредо Прокурора с большой буквы С. В. Завадского.

Оперативные работники, в свою очередь, должны были иметь хотя бы минимум знаний юриспруденции, чтобы грамотно с точки зрения права вести оперативные дела. Но для этого нужны были элементарные знания основ права, навыки и умение пользоваться ими на всех стадиях оперативной разработки. Вот что знал и чему мог научить опытный контрразведчик Батюшин: «Ликвидация дела (т. е. обыски, аресты, выемки. – Авт.) должна быть произведена в один день, а буде возможно и в один час, дабы помешать преждевременному разглашению этого факта… Быстрый просмотр отобранных по ликвидации материалов сразу же дает картину состава преступления и его квалификацию, почему и дальнейшее расследование должно вестись в рамках тех статей Уголовного уложения, под которые подходит это преступление. По ходу дела должны быть посвящены в него тот следователь по особо важным делам, который будет вести это дело, и прокурор судебной палаты, как наблюдающий за следствием орган. Должен сказать, что за мою почти десятилетнюю практику перед Великой войной у меня никогда не было расхождений в оценке этих улик с высшими чинами варшавской Судебной палаты.

Все приходит с опытом, но при непременном условии, что сама контрразведывательная система должна быть вписана в правовой режим страны. Однако и законов, и опыта в России тех лет было явно недостаточно. Все находилось еще в стадии приобретения, накопления.»

Но в природе самой оперативной деятельности есть то, что постоянно создает коллизию, которую назовем условно: «Завадский – Батюшин», или «юрист – оперативник». У контрразведчика свое собственное видение ситуации. Он может искренне не понимать Завадского как законника, «удивляться» его буквоедству, из-за этого даже «сердиться» на него. Он убежден: при «ликвидации дела», т. е. при проведении выемок, арестов, обысков, «.надобно пользоваться пока сравнительной свободой действий контрразведки в административном порядке, так как все действия судебных властей скованы буквой закона». Это опять Батюшин.

Вот она реальная коллизия. Контрразведчики, пользуясь оперативными средствами, насквозь видели преступную, антигосударственную сущность в махинациях финансовых и экономических оборотней типа Рубинштейна и Кº, для которых любовь к Отечеству – пустой звук. Можно легко представить душевное состояние контрразведчиков при оперативной работе с таким «контингентом», их естественный порыв вырвать с корнем зло, и чем скорее, тем лучше для истекающей кровью родины. Но на их пути вставал его величество Закон, пусть не совсем приспособленный для условий войны, но пока единственно действовавший. И с этим нельзя не считаться. Сам Батюшин отлично понимал ситуацию: неслучайны его неоднократные консультации с прокурором. Вместе с тем генерал был совершенно искренне убежден и в другом: «…Очень часто могут быть трения в лучшем случае из-за слишком формального отношения прокурорского надзора в столь тонком деле, как шпионство, главной базой коего являются косвенные улики и убеждение судей, а не прямые улики».