У истоков Руси - [86]
Смольняне и полочане вели деятельную торговлю с Новгородом, Ростовско-Суздальскою землею, Киевом, Черниговом и Волынью; ибо, по свидетельству летописей, мы встречаем смоленских гостей во всех сих краях. Относительно же иноземной торговли смольнян и полочан во время Суздальщины, мы имеем прямые и довольно подробные свидетельства, что торговля сия преимущественно была ведена с Северною Германиею и берегами и островами Балтийского моря. По свидетельству договорной грамоты Мстислава Давыдовича Смоленского с Ригою и Готским берегом, писанной в 1229 году, Западная Двина по взаимному условию смольнян и немцев была признана от верховья до устья свободною для обоюдной торговли, с одной стороны, смольнян, полочан и вислян, а с другой стороны, немцев и готландцев; по сей грамоте смольняне и полочане имели право свободно торговать Двиною до устья и потом Балтийским и Немецким морями до Любека; а немцы из Двины могли свободно идти волоком в Днепр до Смоленска и из Смоленска в другие русские города, куда захотят. Князь Смоленский по грамоте принимал на себя обязанность защищать приезжих торговых немцев от обид во всей Смоленской земле; а немцы должны были платить тем же русским купцам, приезжающим в Ригу и другие немецкие города до Любека. Немцы имели в Смоленске свои дворы и свою церковь. У смольнян и полочан продолжалась торговля и с литовцами; но во время Суздальщины эта торговля, очевидно, была стеснена, с одной стороны, немцами, занявшими берега Балтийского моря в Ливонии, Эстляндии и Курляндии, а с другой стороны, волынцами, вошедшими в это время в более тесные связи с литвою.
Самым торговым народом на Руси по-прежнему были новгородцы: их торговые гости во время Суздальщины разъезжали с своими товарами по всем краям Русской земли; их мы встречаем, по летописям, и в Киеве, и в Галиче, и во Владимире-Волынском, и в Чернигове, и в Смоленске, и особенно в земле Ростовско-Суздальской, в которой они разъезжали большими товариществами; так, например, Ярослав Всевододович Переяславский во время одной войны с Новгородом зараз захватил в своей земле до двух тысяч новгородских гостей с их товарами. Кроме русских княжеств у новгородцев в это время продолжалась сильная торговля и колонизация на крайнем севере нынешней Европейской России, в Заволочье, где новгородская торговля и колонизация, с одной стороны, проникала до Белого моря и Северного океана, а с другой стороны, до Камской Болгарии и до Уральских гор и даже в Сибирь. Северная Двина для новгородцев и особенно для их колонистов в Заволочье служила большою дорогою для торговли с шведами и норвежцами. Корабли шведские и норвежские и в XIII веке продолжали еще ходить в устье Северной Двины для торговли с тамошними новгородскими колонистами; в 1222 году норвежцы за убийство одного своего купца двинянами приходили в устье Двины на четырех кораблях мстить двинянам и пограбили у них много серебра и мехов. Двинские колонии новгородцев в это время были довольно сильны и богаты; знаменитые новгородские граждане имели там большие владения и даже свои города. Их торговые промыслы и колонии в этом краю в глубоком Севере простирались даже в Сибирь за Уральские горы, а на юге сближались с владениями волжских или камских болгар, где новгородскими повольниками в 1174 году основана довольно сильная и богатая колония Вятка, получившая свое название от реки Вятки, на которой было построено первое поселение новгородских выходцев. Новгородская колония на Вятке в XIII столетии имела уже у себя города Никулицын, Какшаров и Хлынов и владела соседними племенами чудь, черемисы и вотяки и торговала с Камскою Болгарией и пермью. По Балтийскому и Немецкому морям Новгород и его пригороды Псков и Ладога вели деятельную торговлю с шведами, датчанами и немцами; новгородские торговые корабли доходили до Любека. Особенно новгородская торговля с немцами усилилась со времени учреждения союза вольных немецких городов, известного под именем Ганзы. Ганза имела в Новгороде свою главную контору, которая называлась матерью всех иных контор; у немцев и готландцев были свои дворы и церкви в Новгороде, Пскове и Ладоге; новгородцы заключали с немцами торговые договоры, из которых некоторые дошли и до нас. Вообще торговля во время Суздальщины, по свидетельству памятников, производилась по известным правилами; купцы в русских городах составляли отдельный класс жителей, по значению своему в русском обществе занимавший первое место после бояр; так, в летописи под 1177 годом купцы во Владимире упоминаются прямо после бояр, летопись говорить: «И возсташа во Владимире бояре и купцы». Еще в прежнее время, по уставу Всеволода, в Новгороде купцы разделялись на пошлых и не пошлых; точно так же и во время Суздальщины по смоленской грамоте купцы разделялись на правых купцов и не правых; в грамоте прямо сказано, что свободный путь по Двине, по воде и по берегу, дается русским и немцам, только тем, кто правый купец есть. По Всеволодову уставу старосты купеческие выбирались только из пошлых купцов, непошлые купцы не могли быть выбранными в старосты; а по смоленской грамоте торговля заграничная дозволялось только правым купцам; следовательно, торговля вообще хотя никому не была запрещена, но преимущественные торговые права и заведывание торговою управою принадлежали пошлым, или правым, купцам. Пошлыми же, или правыми. купцами по Всеволодову уставу были те, которые внесли в ту или другую купеческую общину пятьдесят гривен серебра; таким образом главная торговля и торговый суд и управа были принадлежностью тех только купцов, которые заявили свою состоятельность вкладом в общину довольно значительного определенного капитала, но определенный капитал, раз внесенный в общинную казну, делал пошлым купцом не только самого взнесшего, но и все последующее его потомство, как прямо и сказано у Всеволода: «А пошлым купцом быть или отчиною или вкладом». Следовательно, звание пошлого, или правого, купца было наследственным, точно так же, как звание боярина. Торговля по уставу Всеволода имела свой суд и управу независимо от общего городского суда и свой сбор пошлин также независимо от княжих посадников и бояр, как прямо сказано у Всеволода: «А поставил есми три старосты от житьих людей и от черных людей тысяцкого, а от купцов два старосты; управливати им всякая дела Иванская; и торговая и гостиная и суд торговый; а посаднику в то не вступаться, ни бояром новгородским».
«Последние полтора десятка лет ознаменовались небывалой по своему масштабу публикацией мемуаров, отражающих историю России XIX — начала XX в. Среди их авторов появляются и незаслуженно забытые деятели, имена которых мало что скажут современному, даже вполне осведомленному читателю. К числу таких деятелей можно отнести и Василия Силовича Кривенко, чье мемуарное наследие представлено в полном объеме впервые только в данном издании. Большое научное значение наследия В. С. Кривенко определяется несколькими обстоятельствами…».
"Когда-то великий князь Константин Павлович произнёс парадоксальную, но верную фразу — «Война портит армию». Перефразируя её можно сказать, что история портит историков. Действительно, откровенная ангажированность и политический заказ, которому спешат следовать некоторые служители музы Клио, никак не способствует установлению исторической истины. Совсем недавно в Киеве с непонятным энтузиазмом была отмечена в общем-то малозаметная дата 100-летия участия украинских войск в германской оккупации Крыма в 1918 г.
Отношения двух начал, этнографических и бытовых, входивших в состав Великого княжества Литовского, попытки к их взаимному сближению и взаимное их воздействие друг на друга составляют главный интерес истории Великого княжества Литовского в указанный период времени. Воспроизведение условий, при которых слагалась в это время общественная жизнь Великого княжества Литовского, насколько это возможно при неполноте и разрозненности дошедших до нас источников, и составит предмет настоящего исследования.
Книга рассказывает о крупнейших крестьянских восстаниях второй половины XIV в. в Китае, которые привели к изгнанию чужеземных завоевателей и утверждению на престоле китайской династии Мин. Автор характеризует политическую обстановку в Китае в 50–60-х годах XIV в., выясняет причины восстаний, анализирует их движущие силы и описывает их ход, убедительно показывает феодальное перерождение руководящей группировки Чжу Юань-чжана.
Что же означает понятие женщина-фараон? Каким образом стал возможен подобный феномен? В результате каких событий женщина могла занять египетский престол в качестве владыки верхнего и Нижнего Египта, а значит, обладать безграничной властью? Нужно ли рассматривать подобное явление как нечто совершенно эксклюзивное и воспринимать его как каприз, случайность хода истории или это проявление законного права женщин, реализованное лишь немногими из них? В книге затронут не только кульминационный момент прихода женщины к власти, но и то, благодаря чему стало возможным подобное изменение в ее судьбе, как долго этим женщинам удавалось удержаться на престоле, что думали об этом сами египтяне, и не являлось ли наличие женщины-фараона противоречием давним законам и традициям.
От издателя Очевидным достоинством этой книги является высокая степень достоверности анализа ряда важнейших событий двух войн - Первой мировой и Великой Отечественной, основанного на данных историко-архивных документов. На примере 227-го пехотного Епифанского полка (1914-1917 гг.) приводятся подлинные документы о порядке прохождения службы в царской армии, дисциплинарной практике, оформлении очередных званий, наград, ранений и пр. Учитывая, что история Великой Отечественной войны, к сожаления, до сих пор в значительной степени малодостоверна, автор, отбросив идеологические подгонки, искажения и мифы партаппарата советского периода, сумел объективно, на основе архивных документов, проанализировать такие заметные события Великой Отечественной войны, как: Нарофоминский прорыв немцев, гибель командарма-33 М.Г.Ефремова, Ржевско-Вяземские операции (в том числе "Марс"), Курская битва и Прохоровское сражение, ошибки при штурме Зееловских высот и проведении всей Берлинской операции, причины неоправданно огромных безвозвратных потерь армии.