У истоков древнерусской народности - [45]
Около Ново-Покровского могильника Ю. В. Кухаренко раскопал остатки поселения, по его мнению, принадлежавшего населению VII — начала VIII в. Здесь сохранились остатки наземного прямоугольного дома, по-видимому, с глинобитными стенами на легком деревянном каркасе, с остатками глинобитной печи.[87] Жилище это неславянское; Ю. В. Кухаренко сравнивает его с постройками черняховского типа.
Из богатых, «княжеских» погребений можно назвать два: у сел Вознесенки и Глодосы. Первое было открыто в 30-х годах на левом берегу порожистой части Днепра, второе — в 1961 г. на Правобережье, на берегу р. Сухой Ташлык несущей свои воды в р. Синюху, приток Южного Буга. Этот второй пункт находится совсем недалеко от Пастырского поселения, в 60–65 км к юго-западу. Оба они — Вознесенка и Глодосы — расположены в пределах, занятых в это время славянскими поселениями.
Около с. Вознесенки был обнаружен невысокий вал из земли и камней, окружавший прямоугольную площадку размером 50X80 м. На площадке в почвенном слое были найдены обломки конских костей и глиняной посуды; особенно много их оказалось у выложенного из камней круга, находящегося в средней части. Здесь же обнаружилась яма, заполненная побывавшими в огне предметами вооружения, убора и конского снаряжения, в том числе дорогими — из золота и серебра. Лежащие здесь сабли, удила, стремена, наконечники стрел однотипны с находками, сделанными в могильниках Тополи и Ново-Покровском. Среди дорогих вещей — богатых золотых и серебряных украшений пояса, узды, рукояток сабель и др. — выделяются большое серебряное изображение орла византийской работы (по-видимому, навершие знака воинской части) и также серебряное изображение льва, сильно попорченное огнем. Рядом, в другом углублении, были пережженные человеческие кости. Следовательно, здесь и детали погребального обряда напоминали Ново-Покровский могильник: предметы вооружения хоронились отдельно от останков умершего.[88]
Погребение, открытое у с. Глодосы, оказалось еще более богатым. Оно было расположено на краю высокого берега реки, на месте, окруженном в древности двумя рвами, которым соответствовали, вероятно, валы до настоящего времени не сохранившиеся. Следовательно, погребальное сооружение здесь было таким же, как в Вознесенке. На площадке, окруженной рвами и валами, в небольшой яме были обнаружены два скопления пережженных человеческих костей и отдельно две «кучки» вещей, побывавших в огне, т. е. на погребальном костре. Здесь находились прямая сабля в драгоценных ножнах, кинжал, стремена, удила, наконечники стрел и копья, обломки пострадавших от огня серебряных сосудов, в том числе сасанидского кувшина, и большое количество замечательных золотых украшений с зернью, сканью и тиснением, со вставками из стекла, жемчуга и драгоценных камней. Некоторые из украшений имеют ближайшие аналогии среди находок из Вознесенки.[89]
Я не буду описывать сокровища, происходящие из Вознесенки и Глодосского погребения. Это особая тема, и она заняла бы очень много места. Следует указать, что в Среднем Поднепровье известны и другие находки драгоценностей третьей четверти I тыс. н. э., представляющие собой, быть может, такие же захоронения. Они были сделаны случайно, во время разного рода земляных работ, и фигурируют в литературе в качестве кладов. Имеются отдельные случайные находки и рядовых вещей, подобных предметам из Тополей и Ново-Покровского могильника. Бесспорно, что здесь обитало какое-то особое население, неизвестно — кочевое или оседлое, с отчетливо выраженной социальной дифференциацией, с вооруженными «дружинами». Население это участвовало в походах на византийские владения в годы славяно-византийских войн на Балканах, о чем говорят найденные в Вознесенке серебряный орел и другие вещи.
Что же это было за население, к какой этнической группе оно принадлежало?
Оно не могло относиться к аварам. Их древности известны: они имеют совсем другой характер. Кроме того, авары находились в восточнославянских пределах несколько раньше, чем были совершены некоторые описанные захоронения.
Из сказанного выше читатель, возможно, сделал преждевременный вывод, что я присоединяюсь к тем историкам, которые стремятся связать происхождение росов-русов с сарматским миром. Такого мнения, как уже указывалось, придерживались некоторые исследователи прошлого века. Его разделяют и сейчас многие исследователи, в частности Г. Вернадский, Т. Сулимирский, некоторые советские археологи. Действительно, сармато-аланские племена в третьей четверти I тыс. н. э. жили бок о бок с днепровскими славянами; они составляли значительную часть населения запада Хазарии. Не только на Северном Кавказе, но и на Донце известны их могильники с характерными погребениями в катакомбах Сарматы могли иметь отношение к господствующей прослойке древнейшей Русской земли, могли считать себя владетелями той земли в Среднем Поднепровье, которую заселили в начале третьей четверти I тыс. н. э. поляне, северяне и уличи.
Исследователи перечисленных выше древностей — топольских, ново-покровских, Вознесенских, глодосских — тоже не раз вспоминали о сарматах, но склонялись больше к «славянской точке зрения». В материалах из Тополей и Ново-Покровского могильника Ю. В. Кухаренко усматривал сочетание славянских и сармато-аланских элементов, а также указывал на какие-то связи с более ранним черняховским миром. Исследователь сокровищ из Вознесенки относил их либо к славянам, либо к хазарам, в составе которых имелись славянские элементы. Кто был захоронен на берегу р. Сухой Ташлык около Глодосов, А. Т. Смиленко определенно сказать не может, но подозревает, что это был славянский военный вождь.
Небольшая книга об освобождении Донецкой области от немецко-фашистских захватчиков. О наступательной операции войск Юго-Западного и Южного фронтов, о прорыве Миус-фронта.
В Новгородских писцовых книгах 1498 г. впервые упоминается деревня Струги, которая дала название административному центру Струго-Красненского района Псковской области — посёлку городского типа Струги Красные. В то время существовала и деревня Холохино. В середине XIX в. основана железнодорожная станция Белая. В книге рассказывается об истории этих населённых пунктов от эпохи средневековья до нашего времени. Данное издание будет познавательно всем интересующимся историей родного края.
У каждого из нас есть пожилые родственники или знакомые, которые могут многое рассказать о прожитой жизни. И, наверное, некоторые из них иногда это делают. Но, к сожалению, лишь очень редко люди оставляют в письменной форме свои воспоминания о виденном и пережитом, безвозвратно уходящем в прошлое. Большинство носителей исторической информации в силу разнообразных обстоятельств даже и не пытается этого делать. Мы же зачастую просто забываем и не успеваем их об этом попросить.
Клиффорд Фауст, профессор университета Северной Каролины, всесторонне освещает историю установления торговых и дипломатических отношений двух великих империй после подписания Кяхтинского договора. Автор рассказывает, как действовали государственные монополии, какие товары считались стратегическими и как разрешение частной торговли повлияло на развитие Восточной Сибири и экономику государства в целом. Профессор Фауст отмечает, что русские торговцы обладали не только дальновидностью и деловой смёткой, но и знали особый подход, учитывающий национальные черты характера восточного человека, что, в необычайно сложных условиях ведения дел, позволяло неизменно получать прибыль и поддерживать дипломатические отношения как с коренным населением приграничья, так и с официальными властями Поднебесной.
Эта книга — первое в мировой науке монографическое исследование истории Астраханского ханства (1502–1556) — одного из государств, образовавшихся вследствие распада Золотой Орды. В результате всестороннего анализа русских, восточных (арабских, тюркских, персидских) и западных источников обоснована дата образования ханства, предложена хронология правления астраханских ханов. Особое внимание уделено истории взаимоотношений Астраханского ханства с Московским государством и Османской империей, рассказано о культуре ханства, экономике и социальном строе.
Яркой вспышкой кометы оказывается 1918 год для дальнейшей истории человечества. Одиннадцатое ноября 1918 года — не только последний день мировой войны, швырнувшей в пропасть весь старый порядок. Этот день — воплощение зародившихся надежд на лучшую жизнь. Вспыхнули новые возможности и новые мечты, и, подобно хвосту кометы, тянется за ними вереница картин и лиц. В книге известного немецкого историка Даниэля Шёнпфлуга (род. 1969) этот уникальный исторический момент воплощается в череде реальных судеб: Вирджиния Вулф, Гарри С.