У истоков древнерусской народности - [24]

Погребальной обрядностью почти исчерпываются археологические данные о религии и культе древних поднепровских славян. Можно упомянуть еще обнаруженные при раскопках основания углубленных в землю круглых сооружений, по-видимому, языческих святилищ, несколько похожих на святилища днепровских балтов. Остатки одного такого святилища были открыты на позднезарубинецком Почепском селище первых веков нашей эры. Другое святилище открыто в Белокаменке. Судя по находкам, его время — начало I тыс. н. э. Имеются и более поздние, уже средневековые восточнославянские святилища такого же характера. Речь о них пойдет ниже.

Менее устойчивыми оказались формы и характер глиняной посуды, предметов убора, украшений и другого бытового инвентаря, хотя преемственность и здесь видна совершенно отчетливо (рис. 6). Относительно долго сохранялись традиции зарубинецкого гончарства, не знавшего гончарного круга. Вплоть до третьей четверти I тыс. н. э. посуда разделялась на грубую кухонную (горшки, миски) и столовую (миски, кружки, кувшины), тщательно сделанную и вылощенную, хотя качество столовой посуды с течением времени все более и более падало. Формы позднезарубинецких реберчатых мисок с цилиндрической верхней частью бытовали как в середине, так и в третьей четверти I тыс. н. э. Их дериватом были высокие реберчатые сосуды, нередко приобретавшие биконический профиль. Миски острореберных очертаний, характерные главным образом для позднего этапа зарубинецкой культуры, также исчезли в Поднепровье далеко не сразу. Очень интересна эволюция зарубинецких глиняных дисков-крышек. В середине I тыс. н. э. у них появились чуть заметные бортики, которые со временем становились все выше, пока глиняная посуда этой формы не приобрела облика «сковородок», обычных для славянских раннесредневековых поселений. Посуда баночной формы, нередко встречающаяся на деснинских и днепровских поселениях середины и третьей четверти I тыс. н. э., восходит, по-видимому, к местным восточнобалтийским традициям. К концу третьей четверти I тыс. н. э. господствующее место среди керамики мало-помалу занимают высокие горшки, по форме обычные для славянского средневековья.

Начиная с рубежа нашей эры и позднее на поселениях встречаются более или менее одинаковые глиняные пряслица биконической формы или плоские, выточенные из черепков. Для всех этапов, для всего I тыс. н. э., характерны фибулы, формы которых, естественно, изменялись во времени. Очень мало менялись формы и орнаментация бронзовых трапециевидных подвесок. Позднезарубинецкие двуспиральные (очковидные) подвески дожили в Поднепровье до третьей четверти I тыс. н. э.

Таким образом, преемственность зарубинецких и раннесредневековых славянских племен в Поднепровье прослеживается по целому ряду существенных элементов материальной и духовной культуры. Задачей дальнейших исследований является углубленное критическое рассмотрение и проверка высказанной здесь этногенетической концепции, касающейся важнейших вопросов далекого прошлого днепровского славянства (рис. 6).

В связи с выявлением позднезарубинецких древностей, свидетельствующих о движении зарубинецких племен из Среднего Поднепровья в северо-восточном направлении, в археологической литературе была сделана попытка рассматривать эти племена не в качестве ранних славян, а как особую балтийскую группировку. Речь идет о мнении В. В. Седова, который полагает, что эта группировка является по происхождению западнобалтийской, совершившей грандиозный поход от южных берегов Балтийского моря в междуречье Днестра и Среднего Днепра и далее на северо-восток, в бассейн Верхней Оки. По В. В. Седову, потомками зарубинецкого населения были не славянские раннесредневековые племена поднепровской группы, а так называемые мощинские племена, жившие в середине I тыс. н. э. по Верхней Оке и ее притокам. Эти племена действительно были балтами, наиболее восточной их группировкой. Об этом свидетельствуют их домостроительство, погребальная обрядность, украшения, в частности вещи, инкрустированные цветной эмалью. Но никаких прямых генетических связей между зарубинецкими племенами и верхнеокскими балтами в археологическом материале не выявляется. Эти были племена различные, хотя и оказавшиеся соседями.

Ошибка В. В. Седова проистекает из того, что он в своих заключениях опирался не на совокупность признаков, характеризующих культуру, а лишь на один из них — керамику. Действительно, лощеная мощинская посуда похожа на позднезарубинецкую, более того, именно от нее она и ведет свое начало. Это был один из элементов, заимствованных восточными балтами от зарубинецких племен. Но другие элементы культуры у мощинских племен совсем не похожи на зарубинецкие. И если бы, следуя мнению В. В. Седова, мы поместили на рассмотренной выше таблице (рис. 6) материалы, характеризующие мощинские племена, никакой преемственности между ними и зарубинецкой культурой обнаружить было бы нельзя. Публикуемая здесь таблица является ответом также и на критические замечания И. И. Ляпушкина — защитника представлений о позднем появлении славян в пределах нашей страны.