У арабов Азии - [18]

Для удобства ориентации город поделен на секторы, каждый из которых занумерован: например, сектор Наджме — № 11, Мадждия — № 12, Минат аль-Хосн — № 20, Кантари — № 22, Джунблат — № 32, Санаих — № 41. Номерами снабжены и улицы. К примеру, улица Абд аль-Кадира значится под № 25 по сектору Аз-Зариф и под № 60 — по сектору Серайль.

Архитектура Бейрута необычайно разнообразна. Но в отличие от Каира, с легкостью приемлющего зодчество различных эпох и даже цивилизаций, Бейрут допускает свободу архитектурных помыслов преимущественно в рамках наиновейших западных течений. Трудно еще где-либо на Арабском Востоке найти такую пестроту форм и раскраски зданий, такое обилие чисто декоративных «излишеств», выполненных к тому же в сугубо модернистской манере. Достаточно обратить внимание хотя бы на форму окон, словно задавшихся целью продемонстрировать все богатство мыслимых в геометрии фигур, на ромбовидные балконы или затейливые барельефы в виде цветных каменных решеток по фасаду. Конечно, есть в Бейруте и старые, вернее, «старомодные» здания, ничем особым не примечательные. Но не они определяют облик города. Более того, их просто не замечаешь среди многочисленных и многоликих современных гигантов, уверенно теснящих все, что есть в городе неприметного, бедного или неоригинального. В частности, резко контрастируют с «типичным» Бейрутом жалкие лачуги палестинских беженцев (нам сказали, что кое-где в подобных «жилищах» обитают и приехавшие из Ирака курды) или полуразвалившиеся хибары армянского квартала в северной части города. Но таких мест немного.

На центральных улицах Бейрута можно увидеть вывески на арабском, английском, французском, армянском, греческом и итальянском языках. Все эти языки, а также турецкую речь можно услышать тут же. Город буквально кишит туристами, заезжими коммерсантами и прочим иноземным людом, легко сливающимся с бейрутинцами, достаточно европеизированными по внешнему виду (впоследствии стало известно, что до июня 1967 г. в Бейруте постоянно проживало более четырех тысяч американских и более шести тысяч английских семей). Лишь иногда на улице или в модном ресторане бросится в глаза белоснежный тюрбан и традиционная одежда какого-нибудь саудовского или кувейтского богача, сверкающего перстнями и золотым шитьем.

Присмотревшись, замечаешь, что пешеходов в Бейруте меньше, чем автомобилей; каждый третий бейрутинец, как нам говорили, имеет машину, а в Бейруте живет половина населения Ливана (свыше 900 тыс. человек). Пересечь любую из главных магистралей столицы почти невозможно: машины идут сплошным потоком, и пешеходы из-за отсутствия официально фиксированных переходов всецело отданы на милость водителей. Полицейских-регулировщиков в Бейруте явно не хватает, а обладатели роскошных «кадиллаков» относятся ко всем, кто передвигается пешком, со спокойным полупрезрением.

Центр Бейрута — сплошь магазины, банки, конторы крупнейших авиакомпаний мира. Из семи улиц, расходящихся лучами от площади Этуаль перед парламентом, четыре — торговые и три-банковские. Банки в Бейруте самые различные: ливанские, американские, французские, английские, итальянские, голландские, немецкие и т. п. Названия некоторых из них любопытны: «Бельгийско-ливанский», «Арабо-африканский», «Банк Кувейта и арабского мира», «Банк ливанского процветания», «Банк арабской экономики», «Банк кедров». Всего в Бейруте 93 банка (кстати, в Ливане банк так и называется «банк» в отличие от Сирии, где употребляют арабское слово «масраф»), Бейрут — крупнейший финансовый центр арабского мира. Нигде в арабских странах торговый и финансовый капитал не чувствует себя так прочно и уверенно, как в Ливане, нигде он так тесно не сплетен с западным капитализмом. В значительной степени это объясняется и наличием крупных и довольно зажиточных ливанских колоний за рубежом, главным образом в Северной и Южной Америке, а также в Западной Африке. Эти эмигранты имеют в Бейруте свой «Банк заморского Ливана» и ежегодно собираются здесь на конференцию. Через них в известной степени осуществляется связь ливанской буржуазии с капиталистами США и Западной Европы.

Недалеко от парламента и большинства бейрутских банков, сконцентрированных в этом районе, расположена и основная база более мелкого местного капитализма — городской рынок. Его разноголосый шум слышен издалека. Подойдя поближе, начинаешь различать крики: «Лира, лира, лира-а!». Это мелкие торговцы рекламируют самый дешевый товар ценой в одну или несколько лир. Цены на бейрутском рынке несколько выше, чем на дамасском, но товаров больше, и они разнообразнее. Как везде в Бейруте, в глаза бросаются контрасты: между хорошим качеством товаров и малочисленностью покупателей, между «самыми парижскими» модами одежды покупателей и хлюпающей у них под ногами грязью. Конечно, бейрутский рынок не является и не может являться главным центром активности местных дельцов. Он — своего рода дополнение, подпочва для крупных банков и фирм.

Любопытны бейрутские рекламы. Рекламируется буквально все: от ресторанов, отелей и новейших автомашин до зубной пасты, сигарет и всякого рода патентованных лекарств. Особенно красивы бейрутские рекламы ночью, когда они буквально заливают город морем мерцающих неоновых огней, с одинаковой степенью навязчивости предлагая посмотреть непритязательный голливудский боевик и отличный франко-итальянский фильм, посетить роскошный отель в центре города или приткнувшееся к рынку ночное кабаре с дурной репутацией. Характерно, что все западное берется за образец. Дело доходит до того, что арабское название обычно является не переводом, а транскрипцией европейского; например, на одном из небоскребов на набережной можно увидеть огромные латинские литеры, складывающиеся в надпись «Ле кав дю руа» («Пещеры короля»), а под ними — те же французские слова, с грехом пополам начертанные арабской вязью. Это — мелочь, но мелочь символическая. Как рассказывал мне впоследствии один побывавший в Бейруте сириец, многих арабов, приезжающих в Ливан из других стран, возмущает манера бейрутских виртуозов рекламы ориентироваться прежде всего на заезжую публику из Европы и Америки, а уж только потом — на своих соотечественников.