U-977 - [4]

— Капитан, я должен сказать вам о наших подозрениях, будто ваша подлодка несколько дней назад потопила бразильский пароход «Бахия». Вас подозревают также в том, что Адольф Гитлер, Ева Браун и Мартин Борман находились у вас на борту и вы высадили их где-то в южной части континента. Оба эти вопроса должны быть разъяснены немедленно.

Разложив на столе свои карты, я уверенно провел наш курс, начиная с 9 мая.

— Если этот курс указан правильно, — допустил он, — то вы были в 50 милях от места затопления «Бахии». Однако мы проверим ваши данные.

Было совершено ясно, что офицеры не собирались тащить меня на допрос в тот же день, пока они не проверят мои судовые документы и не прибудет переводчик из Буэнос-Айреса. Нас официально уведомили, что мы являемся военнопленными. Меня разлучили с моими офицерами и проводили в просторную офицерскую каюту, где на столе я обнаружил бутылку хорошего шотландского виски.

Снаружи поставили двух часовых. После долгих месяцев меня впервые оставили наедине с моими воспоминаниями и чувством ответственности.

Как получилось, что моя война закончилась почти через 100 дней после капитуляции вермахта? Как получилось, что с неповрежденной подлодкой и всеми документами я вошел в гавань государства, считавшегося врагом с марта этого самого года? Как могли аргентинцы прийти к мысли, что Гитлер был у нас на борту?

Глава 2 БЕЛЫЕ ПАРУСА ДЛЯ СЕРЫХ ВОЛКОВ

Берлин — мой родной город и самое раннее мое воспоминание. Берлин с его оживленными, заполненными людьми улицами, его домами, его трудолюбивым добродушным народом — это город, оставивший свой след в истории всей Германии.

В моей памяти Берлин сохранился как бы окруженный мерцающим поясом: воды его рек и каналов, сияющее пространство его озер, издали манящие вас неподвижные молчаливые заливы… Все здесь как бы приглашает вас задержаться и полюбоваться этой красотой. Мысленно я вижу величественные сосны Бранденбурга, отражавшиеся в этих водах, и себя, пятилетнего мальчика.

— Когда вырасту, стану морским капитаном, — сказал я своей матери, стоявшей у моей кровати и умолявшей меня быть повнимательнее и не падать больше в воду. Но в этом не было необходимости. Я уже умел плавать не хуже любой водяной крысы.

Хотя я быстро стал опытным гребцом, мое внимание постоянно привлекали летящие по волнам парусники. Я с завистью смотрел на яхты, без видимых усилий скользившие под парусами. Вскоре несколько моих друзей и я загорелись идеей превратить рыбачью лодку моего отца — хотя на самом деле я не знал никого, кто бы с нее рыбачил, — в совершенно другое судно. Время для подобной работы было самое подходящее: отец уехал охотиться, а мама занималась заготовкой фруктов. Так что мы друзьями включились в работу и дело закипело. Мы поставили подпорку для бобов вместо мачты и прибили к ней гвоздями бельевые веревки для растяжки.

Наши первые достижения в плавании были обнадеживающими. С попутным ветром нам удалось проплыть несколько часов против течения. Но когда мы повернули против ветра, все резко изменилось. Вы не можете лавировать без соответствующего киля, но его можно заменить швертами. Мы видели баржи, поднимающиеся к ветру с помощью швертов. Их-то мы и решили сделать. В нашем саду оказалось достаточно дерева. Нам удалось добыть гвоздей про запас. После того как мы прикрепили шверты к бортам лодки, она выглядела как ложе факира, утыканное гвоздями. Естественно, везде просачивалась вода. Мальчики часто бывают первоклассными импровизаторами, но при этом они обычно ломают и портят вещи, сами того не желая. При первом шквале мы перевернулись, и наш замечательный парусник затонул со всей оснасткой.

— Если ты будешь так продолжать, это не последний корабль, который ты утопишь, — сказал мой отец, посадив меня в наказание дома. Мог ли он угадать, насколько точно сбудется его предсказание.

Шли годы, детство осталось позади, я вступил в юношеское отделение знаменитого яхт-клуба. Незабываемым воскресным утром весной 1934 года я вдруг увидел на доске объявлений клуба: «Младшему члену клуба Гейнцу Шафферу явиться в комитет клуба». С бьющимся сердцем я стоял перед президентом клуба, сидевшим за массивным столом, покрытом серой скатертью. Президент было хорошо известен в коммерческих кругах, к его имени добавлялось множество титулов.

— Как бы тебе понравилось стать боцманом на шхуне «Зонненвендер»? — спросил он меня.

Глаза мои засияли от счастья при таком необыкновенном везении. Еще бы! Хозяин такого замечательного парусника выбрал меня. Конечно, я знал, как много работы у меня будет, но я смогу многому научиться, чтобы пройти испытания по парусу, и тогда получу квалификацию, чтобы участвовать в регате на клубной яхте.

— Яволь! — сразу ответил я и тем связал себя на весь сезон. Мое имя было внесено в клубный регистр, составленный по образцу списка торгового флота. Я очень хорошо знал, что, если окажусь непригодным к новым обязанностям, меня немедленно вычеркнут из списка. Но я твердо решил никогда не навлекать на себя столь ужасного позора.

С того самого дня в 7 часов каждую субботу я готовился выполнять свои почетные обязанности боцмана перед моим хозяином и капитаном. Мне было только 13 лет, но я, самый младший из участников на любой из наших яхт, должен был содержать все на судне в полном порядке, а к приходу моего капитана успевать переодеться в белую форму без единого пятнышка, чтобы достойно приветствовать его. Когда он приходил, обычно с семьей и друзьями, я отвозил их на яхту. В шлюпку могли поместиться только три человека сразу, поэтому надо было сплавать четыре раза. Яхта стояла на якоре примерно в 100 ярдах от пристани, и ко времени, когда все оказывались на яхте, я чувствовал себя достаточно усталым.