Тюряга - [49]

— Это не твоя машина, — ответил Фрэнк. — Она все равно принадлежит начальнику тюрьмы. Он что, будет разрешать тебе на ней разъезжать по пятницам? А тебе, Даллас, по воскресеньям? Это машина Драмгула, неважно, что мы починили ее на свои деньги. Она принадлежит ему. И этот гараж принадлежит ему. Все здесь принадлежит ему.

— Это наша машина! — снова выкрикнул Джон. Он был готов расплакаться, наш маленький ребенок.

— Нет. Ты просто инструмент в его руках, — мрачно покачал головой Фрэнк. — Пусть все так и останется.

— Но дело же не в том, что это машина Драмгула, — возразил Даллас. — А в том, что мы ее сделали. Мы же делали ее для себя, а не для него. И сейчас мы будем делать ее для себя и вопреки ему.

— И кто-нибудь из нас опять загремит в карцер, — прервал его Фрэнк. — Ты же сам передавал нам его слова. Зачем же снова нарываться?

— Я думал, ты наш лидер! — выкрикнул вдруг Джон. Здоровяк по-прежнему молчал. Фрэнк повернулся к Джону и холодно посмотрел ему в глаза.

— Мне осталось меньше двух месяцев. Меньше, чем через два месяца я выйду отсюда, и ничто меня не остановит. Если бы мне еще впереди было мотать несколько лет, тогда другой разговор. А так… Зачем мне опять в карцер? Драмгул засадит меня теперь на три месяца.

— Ты сломался, Фрэнк, — горько усмехнулся Джон. — Ты отказываешься бороться.

— Да, я отказываюсь бороться, совершая ребяческие бессмысленные поступки. Все. Поступайте, как хотите. С этой машиной я не хочу больше связываться. В конце концов, один раз я ее уже починил. И, по-моему, я никого из вас не предаю, если отказываюсь участвовать в этой затее.

Фрэнк посмотрел на Здоровяка.

— Здоровяк, что ты молчишь? — обратился он к мулату. — Скажи, что ты про все это думаешь? Ты здесь самый старший. Или ты что, тоже считаешь, что тот гудок, про который я вам рассказывал, и та красная яркая лампа и команда «Фамилия! Номер!» — что это все сломало меня?

Здоровяк грустно посмотрел на искореженную машину, потом взял с полки стеллажа, у которого они стояли, автомобильную свечу и покрутил ее в пальцах. Все молчали, ожидая, что он скажет.

— Наверное, — сказал Здоровяк, кладя, наконец, на место свечу, — Фрэнк прав. Если бы тебе, Даллас, предстояло сидеть здесь не сорок лет, а два месяца, ты бы тоже отказался. И ты, Джон, — он посмотрел на Джона. — Тебе еще не два месяца, а четыре года здесь куковать.

— Но… — попытался было заспорить Джон.

— Помолчи, — обрезал его Здоровяк, вкладывая в тон, каким он это сказал, весь свой невеселый тюремный опыт, и так посмотрел на Джона, что тот сразу осекся.

— Поэтому, — продолжил Здоровяк, — и я бы на месте Фрэнка отказался. А ты, Фрэнк, — он перевел взгляд на Леоне, — можешь быть спокоен, я не считаю что ты предаешь меня, — он посмотрел на часы. — Ладно, пойдем пожрем, время обеда.

Все четверо вышли из гаража. Было совсем тепло, и солнце светило уже по-летнему. Охранник не вышке, положив карабин на перила, подставил лицо солнечным лучам. На стадионе, раздевшись по пояс, несколько зэков гоняли футбольный мяч. Другие качались в спортивном уголке, поднимали гири и штанги. Двое или трос просто лежали рядом с беговой дорожкой, они сняли даже брюки и их белые незагорелые тела отчетливо выделялись в дальнем конце стадиона на фоне зеленеющей травы.

Даллас и Здоровяк, о чем-то разговаривая, пошли вперед. Джон и Фрэнк молча последовали за ними.

— Фрэнк, — взял друга за локоть Джон.

— Что? — обернулся на него Фрэнк.

Лицо Леоне было бесстрастно и невозмутимо.

— Ты обиделся на меня? — спросил его Джон.

— С чего ты взял?

— Ну… прости меня. Я погорячился. Я же, видишь, какой еще молодой. Черт с ней, с этой машиной. Ну не сердись на меня, ладно?

— Хорошо, — сказал Фрэнк.

38.

В столовой было особенно шумно. Зэки галдели, делясь впечатлениями, ругаясь, смеясь, рассказывая анекдоты. Теплый солнечный день словно насытил каждого энергией жизни, и теперь она с избытком переливалась в общении. Старший по мастерским, высокий длинноволосый индеец, подозвал Здоровяка, Далласа и Джона и заговорил с ними про какие-то запчасти и «шевроле». «Наверное, ремонтируют новую машину», — подумал Фрэнк. Он решил занять столик, пока друзья обсудят свои дела. Команда Здоровяка была занята устройством спортзала и потому опаздывала на обед. Фрэнк огляделся. Никого из приятелей вокруг не было. Один парень из команды Грейвса, пройдя мимо, подозрительно покосился на него. Фрэнк встал в очередь, переходя от секции к секции и ставя себе на поднос первое, второе, закуски и компот. Он заметил столик на четверых у окна и решил направиться туда. Ему оставалось буквально два шага до столика, когда перед ним возникла фигура Грейвса, загораживая солнечный свет из окна, который так живописно раскрашивал борщ и салат из огурцов с помидорами на его подносе.

— Эй, Леоне, — нагло проговорил Грейвс. — Посмотри-ка сюда.

Он постучал грязным ногтем по пряжке своего ремня, и Леоне вдруг увидел, что вместо пряжки к ремню приделана фигурка бегущего мустанга, которую Грейвс отломал от радиаторной решетки «форда». Фрэнк почувствовал, как в глубине его существа зарождается глухая и яростная сила, которая, если дать ей разрастись, затопит всю его душу, и безудержный гнев, завладев всем его телом, может совершить непоправимое. Леоне еле сдерживал себя, чтобы не швырнуть поднос с борщом, котлетами, огурцами и помидорами в это лоснящееся от убожества, самодовольное ухмыляющееся лицо.