Тюрьма №8 - [25]

В сборной камере на десять человек их находилось в два раза больше. В такой камере обычно собирали всех, кого доставляли в тюрьму по этапу для дальнейшего распределения по тюрьмам или зонам. Кому-то уже вынесен приговор и направляют на зону к месту отбывания наказания. Кто-то едет на тюрьму № 8 в Жодино, туда отправляют всех, кто был не согласен с вынесенным приговором и пытался его обжаловать. По закону, до вступления приговора в силу арестованный еще не является осужденным и может находиться в СИЗО до окончания прохождения жалобы на приговор по всем инстанциям, а это может быть долго, учитывая скорость рассмотрения апелляций. Администрация СИЗО, под предлогом переполненности камер, отбирала таких и отправляла по этапу в Жодино. Тюрьма № 8 считалась одной из самых жестоких не только в Беларуси, но и в Европе. Передвигались арестанты там исключительно под землей, даже прогулочные дворики были вырыты в земле и сверху накрыты решеткой. Что бы находящиеся там не могли понять где они находятся их водили по тюрьме каждый раз новыми коридорами. На этапе еще были и те, кого с зоны возвращали на тюрьму, или по пересмотру дела, или по вновь открывшимся обстоятельствам, чтобы добавить срок. Сборная камера представляла собой прямоугольное помещение, с «положняком» – столом на жаргоне, забетонированным в пол и приваренным к нему скамейками накрытых досками. За ним запросто могли разместиться человек десять одновременно. Нар в такой камере не было, а была «сцена» – возвышение вдоль всей камеры сбитое из досок. На нем можно было прилечь, и кто хотел лежали покатом, положив под голову сумки с пожитками. Лежать на досках было не очень удобно, поэтому многие просто сидели или на краю «сцены» или опершись спиной на стену. Умывальник и параша находились в углу и ничем не отделялись от остального помещения. В камере было два без стекла зарешёченных окна. В просветах между решёток, можно было разглядеть край неба и какие-то здания. Тюрьма находилась в центре города, и когда в камере было тихо можно было прислушаться и услышать шум большого города. Для тех, кто долго катался по тюрьмам, это было сродни глотка свежего воздуха с воли, которая была буквально в каких-то двадцати метрах. На рассвете, караульные начали вызывать для распределения по тюрьме вновь прибывших арестантов, стучали дубинкой в двери камеры и орали «Осужденный, с вещами на выход». Потом через некоторое время открывали металлическую дверь и выводили на «продол» тех, кого заказали. Выходившие из камеры, ставили возле себя свои пожитки, сумку или пакет с личными вещами и поворачивались лицом к стене. Разговаривать и поворачиваться было запрещено, за нарушение можно было отхватить дубинкой по спине или ногам.

Потом караульный подходил к каждому сзади и спрашивал – Фамилия?

Стоящий лицом к стене должен громко произнести свою фамилию.

– Статья? – спрашивал снова караульный. В ответ нужно было назвать статью, по которой осужден. Когда перекличка заканчивалась, всем нужно взять руки за спину при этом держа свою сумку и не поднимая головы идти за конвоиром. Замыкал процессию обычно конвойный с собакой, которая постоянно рычала и норовила цапнуть замыкающего зека за ноги, отчего тот постоянно ускорял шаг и оглядывался, врезаясь впереди идущего товарища. Конвоирам нравилось забавляться таким образом, они всегда ослабляли поводок пса, давая ему возможность дотянуться до жертвы.

Всех, кто отправлялся дальше по этапу, направляли в камеру, находящуюся в месте, от куда невозможно связаться с другими заключенными находящимися в тюрьме. Пройдя длинными и кажется бесконечными коридорами тюрьмы вереница арестантов, подгоняемая псом и окриками конвойных, дошла до специального продола. Это место находится в подвале и практически изолированно., имеет один вход, который закрывается широкой дверью из толстого листового металла. Длинный коридор, выложенный кирпичом, трескающимся от древности, потолок в виде арки словно сжимает и сдавливает. Кажется, что эти стены видели немало страданий от начала времен. Камеры расположены по левую сторону. В конце коридора постоянно находились караульные, там размещались камеры тех кому грозила высшая мера наказания – расстрел. Этот коридор еще называли стометровкой, подразумевая что это последние сто метров, сто шагов, отделяющих от исполнения приговора приговорённых к казни осужденных. Мрачное освещение, сырость, странная вонь гнили и грозная тишина не характерная для тюрьмы, наводила на прибывших ужас. Кажется, что от сюда выход может быть только один – в преисподнюю. Тут так же было две камеры для идущих по этапу арестантов их еще называли «этапками». Камера куда привели конвойные новую партию была на шесть шконарей, размером три на три метра, со сводчатым потолком и кирпичными обузившимися стенами. С права от входа была грязная дырка в полу, отхожее место ничем не отгороженное. Рядом что-то вроде умывальника, из стены торчала труба с краном, вода из которого сливалась прямо в отхожее место. С лева была ниша, уходившая ив стену и сужавшись заканчивалась смотровой щелью, закрытой снаружи. Ниша была устроена таким образом, что из щели можно было видеть всю камеру, где бы ты не находился. На противоположной от двери стене было что-то на подобие окна, но так заварено решётками, что даже свет не поступал в камеру. Под ним лежала груда матрасов, черные от грязи и гнили они издавали невыносимый смрад. На потолке была одна лампа дневного света, от времени она уже еле светилась и освещения в камере не хватало, от чего она становилась еще мрачнее. Пол был тоже выложен кирпичом и местами покрыт чем-то вроде, битума, перемешанного с песком, то ли спрессовавшейся от вечности грязи. Шконари располагались в три рядя по два в каждом, верхний и нижний. Доски, которыми они были покрыты, были отполированы многочисленными постояльцами до блеска и были исписаны названиями типа, «здесь был Вася из Бреста, дали десть год». В камеру на шесть человек, загрузили десять. Значит спать придётся по очереди. Рассевшись по нарам и переведя дух после долгой дороги, случайные попутчики начали знакомиться. Кто-то уже раньше встречался или как говорят «ловился» на этапе или в камерах СИЗО. Если были незнакомые, кто-то из присутствовавших спрашивал, «у всех все в порядке, ничего нет невыясненного или может кто знает, чего не знают остальные?» Имелось в виду есть ли среди присутствовавших кто-то отсаженный на кругаль или пробитый т.е. из низшей тюремной касты. Обычно по этапу уже было известно кто есть, кто. Но всякое бывает. И если все в порядке, то можно было и «чифирнуть» на новом месте. Неожиданно грохот отпирающейся кормушки, небольшого окошка для подачи еды в камеру в камеру заставил всех насторожиться. Когда окошко открылось, караульный постучал по нему ключами, подзывая кого ни будь из заключенных. Никто не решался подойти к кормушке и тогда конвоир начинал громче тарабанить ключом, кто-то из арестантов поопытней говорил: