Тюдоры. От Генриха VIII до Елизаветы I - [179]

37. Покайся! Покайся!

То обстоятельство, что значительная доля военного контингента, сражавшегося с Армадой, представляла собой приверженцев пуританских верований, не прошло незамеченным. Иезуит Роберт Парсонс писал, что «пуританская община в Англии считается наиболее активной из всех — иными словами, самой ревностной, находчивой, храброй и решительной; к тому же на их стороне, что немаловажно, большая часть капитанов и солдат».

Пуритане могли собрать огромную когорту последователей по всей стране, в особенности после морского разгрома папистов, и не вызывало сомнений то, что они пользовались поддержкой многих членов палаты общин. Их влияние стало очевидно еще два года назад, во время парламентской сессии 1586 года. Палата общин представила несколько законопроектов, направленных на ограничение власти и полномочий епископов, в связи с чем встревоженный архиепископ Кентерберийский отправил срочное послание королеве. Елизавета уже множество раз предупреждала парламент не вмешиваться в религиозные дела. Она отправила послание палате общин, укорив их за неподчинение приказам и посягательство на ее верховенство. Она поручила спикеру «проследить, чтобы никакие законопроекты, касающиеся религиозных реформ, не представлялись на рассмотрение, а, будучи все же представленными, не получили дальнейшего хода». «В частности, — сообщил спикер палате общин, — ее величество приказывает вам ни в коем случае не удостоивать своим вниманием и временем надоедливые ходатайства тех, кто в народе зовется пуританами…»

Впрочем, палата общин назиданий не устрашилась и приняла петицию об отмене всех существующих законов, касавшихся церковного управления. Предлагалось «новое руководство по богослужению» в качестве замены традиционной литургии. Никогда еще парламент не отваживался на столь масштабные меры; это свидетельствовало о том, что утверждение пуританской идеологии теперь носило более систематический и принудительный характер. Однако она достигла апогея и должна была пойти на спад.

На предложение о рассмотрении нового руководства спикер ответил, что королева недвусмысленно запретила членам парламента вмешиваться в религиозные вопросы. Он предрек крайнее неудовольствие Елизаветы и, как и следовало ожидать, немного позже получил очередное послание дворца. Елизавета приказывала ему прислать ей петицию и книгу, а также отправить нескольких наиболее фанатичных парламентариев в тюрьму. «Боюсь, — сокрушался один из членов, — вскоре все придет к тому, что благие дела во имя Господа и ее величества начнут считать пуританством». Это был другой этап отношений между монархом и парламентом.

Распространению пуританской идеологии способствовала и серия памфлетов. За так называемыми трактатами Мартина Марпрелата стоял вымышленный автор. «Мартин» предпринял серию сатирических атак в семи различных трудах против «жалких антихристов, гордых прелатов, несносных поборников Реформации, врагов Евангелия и алчных безнравственных священников». С остроумием и воодушевлением «Мартина» могла соперничать его воинственная задиристость. Он называл духовенство «развращенными, фанатичными и окаянными священниками. Мои рогатые владыки, ваше государство антихристианское; ваше дело безнадежно; ваши догмы смехотворны». Он стремился подорвать авторитет епископов, рисуя их абсурдный образ. «Я, пожалуй, пощажу [епископа] Джона Лондонского в этот раз, ибо он, должно быть, занят игрой в кегли, и негоже будет тревожить моего благочестивого брата, а то, не дай бог, разразится проклятиями…»

Ответным шагом приверженцев государственной церкви стали трактаты «Наушник для идиота Мартина, чтобы помалкивал» и «Кнут для обезьяны. Мартин напоказ». Один из них, как сообщалось, был «напечатан между небом и землей, в миле от дуба и в нескольких полях от опального печатного станка прихвостней Мартина-младшего». Ричард Бэнкрофт, казначей собора Святого Павла, впоследствии ставший архиепископом Кентерберийским, обвинял пуритан в раскольничестве и разжигании розни в церкви. «Ее величество стала жертвой порочной хулы [оскорблений]. Ее власти брошен вызов и звучат дерзкие угрозы. Гражданское правительство поставлено под сомнение. Прерогативы монарха пристрастно проверяются». Пуритане вплотную приблизились к тому, чтобы стать церковью в церкви, со всеми вытекающими последствиями.

Мартин Марпрелат и антимартинские трактаты представляли собой апогей язвительности протестантских споров. Именно к тем временам восходит традиция изображать пуритан на сценах елизаветинских театров в образе персонажей-посмешищ. В шекспировской «Двенадцатой ночи» Мальволио, «вроде как пуританин» (по словам Марии), на двенадцать лет предвосхищает Ребби Бизи, по имени Ревнитель, из «Варфоломеевской ярмарки» Бена Джонсона. «Я повергну Дагона. Я не в силах дольше выносить ваши кощунства… Я сокрушу и посрамлю Дагона… я сокрушу и посрамлю сего языческого идола, который здесь пребывает, ибо он есть бревно, но не бревно, из которого строятся дома и храмы, а бревно в глазу правоверных, и это большое бревно, и даже огромное и омерзительное бревно в глазу моем, ибо сии лицедеи и рифмоплеты, сии нечестивые скоморохи искушают взоры греховными плясками для осмеяния святых братьев и дела их, ибо все они — орудие в руках сатаны и порождение злобы его!»