Тысяча и одна ночь. Том VII - [25]

«О ты, кто издавна владеешь мною

(А новое от старого не помощь)»

О ты, кому замены не найду я,

Друзей иных себе не пожелаю,

Пойдём-ка в баню, свет моего глаза,

Увидим рай мы там, посреди ада[17]

А после алоэ и недд возьмём мы,

Чтобы повеял дух его прекрасный.

И все грехи судьбы мы ей отпустим,

Благодаря владыку всеблагого,

И я окажу, тебя увидя в бане:

«Любимый, на здоровье я на пользу!»

А когда аль-Вард-фи-ль-Акмам окончила своё стихотворение, они встали и пошли в баню и насладились в ней, и вернулись к себе во дворец и прожили там в приятнейших радостях, пока не пришла к ним Разрушительница наслаждений и Разлучитедьница собраний. Да будет же слава тому, кто не изменяется и не прекращается и к кому все дела возвращаются!

Рассказ об Абу-Новасе и трех юношах (ночи 381–383)

Рассказывают также, что Абу-Новас остался в один день из дней наедине с собою и приготовил роскошное помещение, где расставил всякие кушанья и всевозможные блюда – все, чего пожелают уста и язык. А потом он вышел пройтись и поискать возлюбленного, подобающего этому покою, и сказал: «Боже мой, господин и владыка, прошу тебя, приведи мне кого-нибудь, кто подходит для этого покоя и годится, чтобы разделить со мной трапезу в сегодняшний день».

И не закончил он ещё своих слов, как увидел трех безбородых красавцев, подобных юношам райских садов, но только цвета они были разного, а прелести их были сходны своей необычайности. И гибкость их членов возбуждала надежду согласно словам сказавшего:

Увидел я двух юношей и молвил: «Влюбился я в вас», а юноши спросили: «И деньги есть?» Сказал я: «Есть и щедрость» Тогда они сказали: «Дело близко»

А Абу-Новас следовал этому толку и веселился и развлекался с красавцами, и срывал он розы с каждой цветущей щеки, как сказал поэт:

Вот старец великий, который влюблён.

Хорошеньких любит и радости он.

Хоть был он мосульцем в пречистой земле,

Один только Халеб он помнит всегда[18].

И Абу-Новас пошёл к этим юношам и приветствовал их пожеланием мира, и они встретили его с наилучшим приветом и уважением, а потом хотели уйти в какую-то сторону, но Абу-Новас удержал их и произнёс такие стихи:

«К другому вы не бегите –

Со мною залежи блага.

Со мной блестящий напиток,

Монах его приготовил,

И есть у меня барашек

И всякого рода птицы.

Поешьте же и напейтесь

Вина, что заботы гонит,

Друг к другу любовь познайте,

И суньте меня меж вами».

И когда он обманул юношей своими стихами, они почувствовали склонность удовлетворить его и ответили…»

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Триста восемьдесят вторая ночь

Когда же настала триста восемьдесят вторая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что, когда Абу-Новас обманул юношей своими стихами, они почувствовали склонность удовлетворить его и ответили ему вниманием и повиновением. Они пошли с ним в его жилище и увидели, что все, что он описал в своих стихах, находится в доме, и сели и принялись есть и пить, и наслаждались и веселились. И они попросили Абу-Новаса рассудить, кто из них лучше по блеску и красоте и стройнее станом и соразмернее. И АбуНовас указал на одного из них, поцеловав его сначала два раза, и произнёс такие стихи:

«Я душу за родинку отдам на щеке его,

Откуда мне денег взять, чтоб родинку ту купить?

Преславен, кто от волос очистил щеку его

И всей красоте отвёл жилище в той родинке!»

А потом он указал на второго, поцеловав его сначала в губы, и произнёс такие стихи:

«Возлюбленный! Он родинкой украшен,

Как мускусом на камфаре блестящей»

Её увидев, взор мой изумился,

Она же мне: «Молитесь о пророке!»[19]

А потом он указал на третьего, поцеловав его сначала десять раз, и произнёс такие стихи:

«В серебряном стакане плавит злато

Юнец, что выкрасил вином ладони.

Ходил он с кравчими и винной чашей,

Глаза же его с другими двумя ходили.

Прекрасный газеленок, дитя турок,

Влекут бока его Хонейна[20] горы.

Хотя в «кривом» душа и обитает,

Но сердцем среди «движущих» живу я.

Любовь ведёт один в долины Бекра,

Другой в страну мечетей её тянет».

А каждый из двух молодцов уже выпил по два кубка, и, когда дошла очередь до Абу-Новаса, он взял кубок и произнёс такие два стиха:

«Вино ты берёшь из рук газели изнеженной,

Что нежностью свойств тебе и винам подобна,

Вином насладиться могут пьющие лишь тогда,

Когда у поящего блистают ланиты».

И потом он выпил свою чашу, и она пошла кругом, и, когда очередь в другой раз дошла до Абу-Новаса, радость одолела его, и он произнёс такие стихи:

«Своим сотрапезником ты кубок с вином назначь,

Друг друга сменяющий, пей кубок за кубком.

Из рук яркоустого и дивно прекрасного,

Что нежен, когда поспит, как плод или мускус.

Вино ты бери из рук газели изнеженной –

Лобзанье щеки её приятней вина мне».

И когда опьянение одолело Абу-Новаса и он не мог отличить руки от головы, он склонился к юношам, целуя их и обнимая и свивая ноги с ногами, не задумываясь о грехе и позоре, и произнёс такие стихи:

«Вполне я наслаждаюсь лишь с юношей,

Что пьёт, и с ним прекрасные вместе.

Один поёт, другой же, когда его

Он тормошит, приветствует кубком.

И всякий раз, когда лобзанье нужно мне,

Кому-нибудь я губы целую.

На благо им! Приятен мой с ними день,