Тысяча и одна ночь. Том VII - [18]

И лев, услышав его слова, отошёл назад и сел, опершись на хвост, и поднял к нему голову и стал играть хвостом и передними лапами. И когда Унс-аль-Вуджуд увидал эти движения, он произнёс такие стихи:

«Лев пустыни, умертвишь ли ты меня,

Прежде чем я встречу тех, чьим стал рабом?

Я не дичь, о нет, и жира нет на мне –

Потеряв любимых, я недужен стал.

С милыми расставшись, сердцем я устал

И подобен телу в саване теперь.

Абу-ль-Харис[13], лев в бою, не дай же ты

Радости хулителям в тоске моей.

Я влюблённый, утопившийся в слезах,

И разлукой с милыми встревожен я.

И во мраке ночи ими занят я,

И любовь из бытия взяла меня».

А когда он окончил свои стихи, лев поднялся и пошёл к нему…»

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Триста семьдесят четвёртая ночь

Когда же настала триста семьдесят четвёртая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что когда Унс-аль-Вуджуд окончил свои стихи, лев поднялся и пошёл к с ласковым видом, и глаза его были полны слез, а подойдя к нему, он лизнул его языком и пошёл впереди него, сделав ему знак: «Следуй за мной!»

И Унс-аль-Вуджуд последовал за ним, и так они шли, пока лев не поднялся с ним на гору. А потом лев спустился с этой горы, и юноша увидал следы прошедших в пустыне и понял, что это следы тех, кто шёл с альВард-фи-ль-Акмам. И он пошёл по следам. И когда лев увидел, что юноша пошёл по следам и понял, что это след людей, прошедших с его возлюбленной, он повернул назад и ушёл своей дорогой.

Что же касается Унс-аль-Вуджуда, то он шёл последу в течение дней и ночей, пока не пришёл к ревущему морю, где бились волны, и здесь след оборвался. И понял Унс-аль-Вуджуд, что дальше их путь пролегал по морю, и оборвались тут его надежды, и он пролил слезы и произнёс такие стихи:

«Далеко стремлений цель, и стойкость мала моя,

И как я найду их в пучине морской теперь?

И как буду стоек я, погибла когда душа –

От страсти к ним я со сном покончил для бдения,

С тех пор, как места родные бросив, ушли они, –

И сердце огнём горит моё, да и как горит!

Сейхуя и Джейхун[14] ток слез моих, или сам Евфрат,

Превысит теченье их потоп или дождь с небес,

И веки болят мои от слез, что текут из них,

А сердце спалил огонь и искры летучие,

Любви и страстей войска на сердце накинулись,

А войско терпения разбито и вспять бежит,

Я душу свою подверг опасности, их любя,

И душу считал из них легчайшей я жертвою.

Аллах, не взыщи с тех глаз, что в стаде смотреть могли

На прелесть, которая светлее луны была!

И ныне повергнут я глазами огромными,

Чьи стрелы без тетивы вонзаются в сердце мне.

Обманут я мягкостью был членов, что нежны так,

Как нежна на дереве ветвь ивы зелёная.

Желал я сближенья с ними, чтобы помочь себе

В печальных делах любви, в заботе и горести.

По стал я, как прежде был, печален и горестен,

И все, что со мной случилось, – глаз искушение».

А окончив свои стихи, он так заплакал, что упал, покрытый беспамятством, и провёл в бесчувствии долгий срок, а потом очнулся и повернулся направо и налево, но никого не увидал в пустыне.

И Унс-аль-Вуджуд испугался диких зверей и поднялся на высокую гору, и когда он стоял на этой горе, он вдруг услышал голос – человека, который говорил в пещере. И Унс-аль-Вуджуд прислушался, и вдруг оказалось, что это богомолец, который оставил мир и углубился в благочестие, и юноша постучался к нему в пещеру три раза, но богомолец не ответил ему и не вышел. И тогда Унсаль-Вуджуд стал испускать вздохи и произнёс такие стихи:

«Достигну каким путём того, что желаю я,

И брошу заботы все и горе и тягости?

Все страхи и ужасы седым меня сделали,

И сердце и голова – седые в дни юности.

Помощника не нашёл себе я в любви моей

И друга, чтоб облегчить тоску и труды мои.

И сколько в любви моей боролся со страстью я,

Но, мнится, судьба моя идёт на меня теперь.

О, сжальтесь над любящим, влюблённым, встревоженным,

Покинутым, что разлуки чашу до дна испил!

Огонь и в душе моей и в сердце погас уже,

И разум мой похищен разлукой и горестью.

И не было дня страшней, чем тот, когда я пришёл

В жилище их и увидел надпись на их дверях.

Так плакал я, что вспоил я землю волнением,

Но тайну свою сокрыл от ближних и дальних я.

Молящийся, что в пещере скрылся, как будто бы

Вкус страсти попробовал и ею был похищен, –

Коль после всего того, что ныне я испытал,

Достигну я цели, нет ни горя ни устали».

А когда он окончил свои стихи, дверь пещеры вдруг открылась, и Унс-аль-Вуджуд услышал, кто-то говорит: «О милость!» И он вошёл в дверь и приветствовал богомольца, и тот ответил на его приветствие и спросил: «Как твоё имя?» – «Моё имя – Унс-аль-Вуджуд», – ответил юноша. И богомолец опросил: «А почему ты пришёл сюда?» И Унс-аль-Вуджуд рассказал ему свою историю с начала до конца и поведал ему обо всем, что с ним случилось, и богомолец заплакал и сказал ему: «О Унсаль-Вуджуд, я провёл в этом месте двадцать лет и не видел здесь никого до вчерашнего дня, а вчера я услышал плач и шум, и, посмотрев в сторону звуков, я увидел множество людей и палатки, расставленные на берегу моря, и люди построили корабль, и на него село несколько человек, и они поплыли по морю. А потом корабль вернулся с некоторыми из тех, кто сел на него, и они сломали корабль и ушли своей дорогой. И я думаю, что люди, которые уехали морем и не вернулись, и есть те, кого ты ищешь, о Унс-аль-Вуджуд. И забота твоя тогда велика, и беспокойство тебе простительно. Но не найдётся любящего, который не испытал бы печалей».