Тысяча и одна ночь. Книга 1 - [55]

И случилось в одну ночь из ночей (а ехать с султаном надо было старшему), что они разговаривали, и вот старший сказал младшему: "О брат мой, я хочу, чтобы мы с тобой женились в один вечер". - "Делай, что хочешь, о брат мой, я согласен с тем, что ты говоришь", - отвечал младший, и они согласились на этом, а потом старший сказал своему брату: "Если определит так Аллах, мы возьмём в жены двух девушек и войдём к ним в одну и ту же ночь, и они родят в один день, и если Аллах пожелает, твоя жена принесёт мальчика, а моя - девочку, и мы поженим их друге другом, и они станут мужем и женой". - "О брат мой, - спросил тогда Нур-ад-дин, - что ты возьмёшь от моего сына в приданое за твою дочь?" И Шамсад-дин отвечал: "Я возьму за мою дочь у твоего сына три тысячи динаров, три сада и три деревни, и если юноша составит брачную запись без этого - не будет хорошо". - "Что это за условие для приданого моего сына? - воскликнул Нур-ад-дин, услышав эти слова. - Не знаешь ты, что ли, что мы братья и что мы оба, по милости Аллаха, визири и занимаем одно и то же место? Тебе бы следовало предложить твою дочь моему сыну без приданого, а если уже приданое необходимо, назначить скольконибудь, напоказ людям. Ты же знаешь, что мужской пол достойней женского, а моё дитя мужского пола, и нас будут вспоминать из-за него в противоположность твоей дочери". - "А что же в ней плохого?" - спросил Шамс-аддин. И Нур-ад-дин сказал: "Нас не будут поминать ради неё среди эмиров. Но ты хочешь поступить со мной так же, как кто-то поступил с другим. Говорят, что кто-то пришёл к одному своему другу и обратился к нему с просьбой, и тот сказал: "Во имя Аллаха, мы удовлетворим твою просьбу, но только завтра". И тогда просивший в ответ произнёс:

"Бывает, когда нужда до завтра отсрочена,

Понятливый знает уж, что прогнан бесславно он".

"Я вижу, ты дуришь и превозносишь своего сына над моей дочерью, - сказал ему Шамс-ад-дин. - Без сомнения, ты скудоумен и нет в тебе учтивости. Ты упоминаешь о разделении визирства, но я допустил тебя быть со мной визирем только из жалости к тебе, чтобы ты мне помогал и был мне пособником и чтобы не огорчить тебя. И раз ты говоришь подобные слова, клянусь Аллахом, я не отдам свою дочь за твоего сына, хотя бы ты дал столько золота, сколько она весит".

И Нур-ад-дин, услышав слова своего брата, рассердился и воскликнул: "Я тоже не женю своего сына на твоей дочери". Шамс-ад-дин сказал: "Я не соглашусь, чтобы он был её мужем! Если бы мне не надо уезжать, я бы проучил тебя как следует, но когда я вернусь из поездки, смотри! Я покажу тебе, чего требует моё достоинство!"

Услышав слова своего брата, Нур-ад-дин исполнился ярости, и все в мире исчезло для него, но он скрыл, что с ним происходит, и каждый из них провёл ночь в отдалении от другого. А когда настало утро, султан выступил в путь и поехал в Гизе направляясь к пирамидам, и визирь Шамс-ад-дин сопутствовал ему.

Что же касается до его брата Нур-ад-дина, то он провёл эту ночь в наисильнейшем гневе, а когда наступило утро, он встал, совершил утреннюю молитву и отправился в свою сокровищницу и взял оттуда маленький мешок, который наполнил золотом. И он вспомнил слова своего брата и своё унижение перед ним и произнёс такие стихи:

"Постранствуй - в пути найдёшь замену покинутым.

Работай - ведь лишь в труде жизнь кажется сладкою,

Ни чести, ни счастья я не вижу на родине,

Лишь горе, - смени же край родной на чужбину ты.

Я вижу, что портится вода неподвижная:

Течёт коль - вкусна она, когда ж не течёт - дурна.

Если бы не пряталась луна, то не стали бы

Всечасно искать её глаза наблюдающих"

Не выйдя из логова, не встретит добычи лев.

И только расставшись с луком, в цель попадёт стрела"

И золото, точно прах, лежит в своих россыпях,

А дерево райское на родине - как дрова.

Иное в чужой стране желанным является,

Иное в чужой стране даёт больше золота".

А окончив эти стихи, Нур-ад-дин приказал одному из своих слуг оседлать нубийского мула стёганым седлом (а это был мул пегий, со спиной высокой, словно возведённый купол, с золотым седлом и стременами из индийской стали и с попоной, достойной Хосроев; и он походил на невесту, с которой сняли покрывало) и приказал положить на него шёлковый чепрак и молитвенный коврик, а мешок он подвесил под коврик; и потом он сказал слугам и рабам: "Я хочу прогуляться за городом и поеду в сторону аль-Кальюбии; я проведу три ночи вне дома, и пусть никто из вас не следует за мною, у меня стеснение в груди". И он поспешно сел на мула, захватив с собою немного пищи, и выехал из Каира, направляясь в пустыню; и не настал ещё полдень, как он уже приехал в город Бельбейс. И он сошёл с мула и отдохнул и дал передохнуть мулу, и добыв в Бельбейсе немного пищи, съел её, а потом захватил из Бельбейса еды и корма для мула и направился в пустыню.

И когда наступила ночь, он уже въехал в город, называемый ас-Саидия, и остался там на ночь и поел немного еды, а потом он положил под голову мешок, расстелил ковёр и лёг спать в помещении почтовой станции, и его одолевал гнев.

И он провёл ночь в этом месте, а когда настало утро, он сел на мула и погонял его, пока не прибыл в город Халеб, и остановился на каком-то постоялом дворе. И он провёл там три дня и отдохнул и дал отдых мулу и погулял, а потом решил ехать дальше и сел на мула и выехал, не зная, куда направиться. И он ехал до тех пор, пока но достиг города Басры, сам того не зная, и остановился на постоялом дворе. И он снял с мула мешок и расстелил ковёр и отдал мула в сбруе привратнику, чтобы он поводил его. И привратник взял мула и стал его водить.