Тысяча белых женщин: дневники Мэй Додд - [32]

Хелен Элизабет Флайт, наша художница, была выбрана знаменитым шайеннским воином по имени Боров. «Наверное, я не возьму себе творческий псевдоним, – сказала она в своей обычной остроумной манере. – Хелен Боров – как-то не звучит, правда?» Несмотря на неблагозвучное имя, господин Боров вполне симпатичный человек, широкоплечий и выше среднего индейца.

Милая маленькая Сара выйдет за стройного юношу по имени Желтый Волк, – этот славный мальчик едва достиг совершеннолетия. Но снова я вынуждена признать, что шайенны сделали мудрый выбор – мальчик очень робок и совершенно очарован своей невестой, так что не спускает с нее глаз. Как знать, может, ему удастся вызволить Сару из мира молчания и страха, чего мы так и не смогли?

Капитан Бёрк пояснил нам, что среди шайеннов безумцы считаются посланниками богов и потому их уважают и даже почитают. Так что кое-кому из наших красавиц повезло стать чуть ли не богиней, объектом поклонения! В самом деле, индейцы даже повздорили из-за того, кому стать мужем бедняжки Ады Вейр. Она когда-то лежала в лечебнице с диагнозом «меланхолия». В нашем обществе Аду вряд ли ждала блестящая партия. Но Брюйер сообщил нам, что дикари считают ее священной женщиной из-за черных одежд. А про нашу религию они уже узнали достаточно, чтобы в голове у них все перепуталось.

Наши чемоданы вызвали у них неподдельный интерес. Те, кто был не прочь повеселиться, подхватили по чемодану и с важным видом тягали их, отчего недалекие их соплеменники в прямом смысле падали на землю и покатывались со смеху. Право слово, эти люди похожи на расшалившихся детей! Меня порадовало, что мой нареченный не принял участия в этих играх, лишь сурово взирал на происходящее.

Бедная Дейзи Лавлейс устроила сцену парню, который выбрал ее. Он стал собирать ее пожитки и попытался отобрать ее пуделиху, старушку Ферн-Луизу. Дейзи, которая, я подозреваю, успела глотнуть своего «лекарства», прижала собачку к груди и залопотала: «Не-ет, сэр, вы не заберете мою Ферн-Луизу, не отдам! Никогда-а, слышите! Я запрещаю вам трогать мою малышку!»

Но парень быстро, как кошка, протянул руку и выхватил собачку из рук Дейзи, взял ее за шкирку и поднял высоко в воздух, демонстрируя ее товарищам, которые хохотали, пока бедняжка беспомощно барахталась на весу. Честно говоря, я не особенно люблю мисс Лавлейс, а ее старую псину – и подавно, но я терпеть не могу, когда мучают животных, и, когда Дейзи бросилась спасать любимицу, я поспешила ей на помощь: «А ну отпусти собаку!» – потребовала я у дикаря. Кажется, он понял, чего я хочу, пожал плечами и швырнул собачку в грязь таким движением, точно выбрасывал мусор. Она распласталась на земле, но тут же вскочила на ноги и забегала кругами, отчего индейцы снова покатились со смеху. Но, точно набравшись центробежной силы, Ферн-Луиза выскочила из круга, кинулась к дикарю, столь грубо обидевшему ее, и вцепилась ему в ногу, злобно рыча и мотая головой, эдакий крошечный демон. Теперь настала очередь индейца комично подпрыгивать и вопить от боли, стараясь стряхнуть зловредную животину, отчего зрители развеселились еще пуще.

– Так его, Ферн-Луиза! – торжествующе прокричала Дейзи Лавлейс. – Правильно, милая, куси ниггера! Мы покажем этому язычнику, как нас обижать!

Наконец обессиленная атакой собачка отпустила жертву и, покачиваясь и пуская розовые слюни, побрела к хозяйке. Пострадавший повалился на землю, обхватив раненую ногу, постанывая и жалобно мыча, но сочувствия своих сотоварищей он не дождался. Этот эпизод заметно разрядил обстановку, и пуделиха Ферн-Луиза прямо-таки выросла в наших глазах.

Поскольку передача лошадей была лишь формальностью, армейские чиновники снабдили каждую из нас славной армейской лошадкой, чтобы доехать к индейцам, и армейскими седлами, чтобы мы могли приторочить наши узлы и немногие необходимые вещи. Предвидя трудности, которые предстоят нам, пустившимся в долгий конный поход в женском платье, в лагере нас снабдили пошитыми нарочно для нас, пусть и наскоро, армейскими бриджами. Стоит ли говорить, что кому-то они шли больше, чем остальным. Хотя те, что отказались от этого костюма, все горше жалели о своем тщеславии по мере того, как поездка длилась. Дикари возмутились при виде штанов не меньше, чем оживились, рассмотрев наши чемоданы, и что-то неодобрительно ворчали. Поскольку сами они не носят штанов, надо думать, женщин в подобной одежде они точно не видели.

Я забрала с собой мои драгоценные тетрадки и солидный запас карандашей, которыми меня снабдил капитан Бёрк, мудро рассудив, что там, куда мы направляемся, чернил будет не достать. Также он подарил мне свой любимый томик Шекспира, чтобы я взяла его в дикие края. Зная, что он для него значил, я пыталась отказаться, но капитан настоял. Мы оба плакали, Гарри, он и я, плакали и обнимались – роскошь, в которой нам с тобой было отказано.

И вот мое последнее признание, Гарри, – тебе, моей первой любви, отцу моих детей, где бы ты ни был, что бы с тобой ни стало – с тобой, кому я была верна до вчерашней ночи… Да, мы с капитаном поддались страсти, наши чувства были так сильны, что мы не смогли, да я и не захотели им сопротивляться – о, что за странная участь, Гарри, связываться с неподходящими мужчинами: с фабричным бригадиром, помолвленным капитаном армии, да еще католиком, и вот теперь – с вождем дикарей! Господи, может, я и вправду сумасшедшая?