Тяжелым путем - [2]

— Деточка, успокойся, не плачь ради Бога. Я без вины виноват перед тобой, — горячо целуя маленькие выхоленные ручки жены, проговорил Басланов, — ты же знаешь, я никогда не оставлю тебя без нужды. Утро я провел в Академии, потом был в больнице, взял оттуда сестру и отвез ее в пансион, a потом заезжал к американцу Томсону условиться о покупке картины, затем снова заехал за Ией в пансион…

— Противные картины, они только разлучают нас с тобой! — не слушая мужа и надувая губки, произнесла Нетти.

— Деточка, эти противные картины кормят нас, — осторожно напомнил Андрей.

— Очень это нужно! У папы есть пенсия. Нам бы на всех хватило!

Андрей Аркадьевич в ответ на эти слова покачал головой.

— Ты же знаешь мой взгляд на такие вопросы, Нетти, — серьезно проговорил он, — да и не время говорить об этом. Займись лучше Ией, она так спешила к нам возобновить знакомство с тобой.

— А, Ия, здравствуйте! Очень рада вас видеть! — заученным тоном светской женщины произнесла Нетти, протягивая руку золовке. Ta приблизилась к ней и увидела перед собой официально улыбающееся ей лицо и чужие, далекие родственного чувства, глаза молодой женщины.

Что-то кольнуло в сердце девушки.

Предчувствие сказало ей, что вряд ли она сойдется когда-либо с этой пустенькой и бессодержательной Нетти. Но, желая сделать приятное Андрею, Ия ласково, по-родственному обняла невестку и поцеловала её горячую от недавних слез щеку.

— Я очень рада увидеть вас снова, милая Нетти, и помочь вам в воспитании ваших маленьких племянников, — проговорила она, пожимая руку молодой женщине.

— Ну, не знаю, повторите ли вы мне это, когда познакомитесь с «моими маленькими племянниками» — загадочно подчеркивая последние слова, произнесла Нетти; и, снова обращаясь к мужу, быстро-быстро заговорила, сопровождая свои слова резкими, экспансивными жестами:

— Вот именно из-за них-то весь сыр-бор и загорелся! Ты не можешь себе вообразить André, как они извели меня сегодня на уроке!.. Представьте себе, Ия, я ради скуки стала заниматься с этими милыми деточками по научным предметам и они меня окончательно вывели из себя… Так что я даже хотела их высечь.

— Нетти! Нетти! — вырвалось почти с ужасом у Андрея, в то время как Ия до боли закусила губы, чтобы не дать вырваться по адресу молодой женщины потоку негодования, вызванному словами последней.

— Ну, так что же из этого? — задорно, бросила мужу Нетти, — ну да, хотела их высечь обоих… Так они были несносны! A эта грубая Дашка налетела на меня как курица-наседка и стала кричать, что часа не останется больше там, где пускают в ход розги… Ичто она Зинаиде Юрьевне пожалуется, на меня и что здесь притесняют детей и Бог знает что еще наговорила, что и изверг-то я, и бессердечная, и чуть ли не палач. Словом, довела меня до слез… А сама ушла… И все из-за этих чудесных деточек… Кстати, пойдем к ним, Ия, я хочу познакомить вас с отчаяннейшей в мире породой маленьких людей, от которых нет никому ни минуты покоя в доме, — сверкая все еще горевшими гневом и негодованием глазами, заключила Нетти.

Андрей Аркадьевич с укором взглянул на жену. Потом перевел глаза на Ию и снова обратился к Нетти.

— Напрасно ты запугиваешь преждевременно сестру, деточка, — обратился он к Нетти, — Жура и Надя далеко не дурные дети. Правда, их жизнь до сих пор протекала на свободе, о них, в силу некоторых обстоятельств, некому было заботиться и манеры их, может быть, оставляют желать лучшего, но, в сущности, они — добрые, славные дети и…

— Добрые? Славные? Нет, это мне нравится! — неожиданно прервала мужа сердитым голосом Нетти, и её южные глаза засверкали целым фейерверком негодования.

— Нет, милая Ия, я больше слова не скажу об этих прелестных деточках… Вы сами увидите их и поймете, права я или нет. A André к ним слишком пристрастен. Идем же, идем к ним!

И, схватив Ию за руку, Нетти потащила ее из гостиной…

Княгиня поспешила за ними.

— Возьмите и меня с собой. И я хочу присутствовать при первом знакомстве Ии с этими ангелочками, — смеясь закричала она.

Из гостиной, большой комнаты в три окна, со старыми запачканными во многих углах обоями, обставленной, очевидно, на скорую руку самой разнокалиберной мебелью, Ия с обеими хозяйками прошла в столовую.

Здесь, посреди комнаты стоял неубранный стол с остатками от обеда на беспорядочно расставленных тарелках, и с корками хлеба, разбросанными по весьма сомнительной чистоты скатерти.

Из столовой все трое прошли в длинный темный коридор. Его дальний конец упирался в лестницу.

— Поднимемся к ним. Детская находится наверху, — предложила Нетти.

По шатким, скрипучим ступеням Ия вместе с хозяйками дома прошла во второй этаж. Три двери таинственно белели в верхнем тоже совершенно темном переходе.

— Там кабинет papa, — указывая рукой на правую, — говорила Нетти, — papa пишет свои мемуары о Турецкой войне и любит, тишину и уединение; там шкафная и комната для прислуги, — указала она на противоположную стену, — a это ваша обитель!

И при этих словах молодая женщина порывисто распахнула среднюю дверь.

При их появлении на пороге комнаты что-то быстро шарахнулось в сторону. Ия успела разглядеть только кусок необычайно яркой смеси розового с зеленым и голубым. И это розово-зелено-голубое забилось между комодом и рукомойником, находившимся в дальнем углу детской, небольшой комнаты, заставленной тремя кроватями и убогой сборной мебелью.