Тьяна. Избранница Каарха - [3]

Мы приземлились у одного из трех охраняемых входов во дворец, который со всех сторон окружали казармы.

— Тьяна Абремо, — доложил Урли, передавая меня из рук на руки.

В прямом смысле этого слова. Ноги так отекли и болезненно ныли, что я едва не упала на землю. Но меня вовремя успели подхватить стражники.

— Куда нести? — растерянно спросил один из них.

— Внутрь, — ответил волк, направляясь к казарме. — Ее ожидает мадам Силс.

И меня понесли. Я даже не пыталась смотреть по сторонам — и так знала, что увижу: бесконечные зеленые сады, полные диковинных цветов и растений, ухоженные газоны, мощеные дорожки, беседки, статуи из белоснежного мрамора и фонтаны с неглубокими чашами. Поэтому предпочла закрыть глаза и сосредоточиться на собственных ощущениях.

— Это что? — раздался рядом противный женский голос.

— Тьяна Абремо, — сообщили неизвестной, и меня все-таки поставили на землю. — Сказали вам доставить.

В этот раз мне удалось устоять на ногах. Откинув с лица влажные от пота волосы, я взглянула на женщину. Дородная, невысокая, с двойным подбородком и лицом, густо намазанным белилами, с алыми губами, черной мушкой на щеке и густо накрашенными ресницами, которые делали ее глаза-пуговки совсем маленькими.

— Какое убожество.

Я равнодушно пожала плечами. Кто бы говорил.

— В купальню ее, быстро.

Тут же со всех сторон меня окружили десять прекрасных девушек-банщиц. Они отобрали узелок с вещами и слаженно двинулись вместе со мной в сторону больших одноэтажных павильонов, которые располагались с левой стороны.

— Быстрее, быстрее, — пыхтя, командовала мадам Силс, следуя за нами.

Стоило войти внутрь и ступить на пол, покрытый гладкой плиткой, как с меня без лишних разговоров стали стягивать одежду, она рвалась, превращалась в жалкие лохмотья и падала на пол. Когда на мне не осталось ни единого клочка, а волосы были распущены и упали на плечи и грудь, меня подтолкнули к небольшому бассейну, совсем крохотному и неглубокому.

— Залезай.

Кулон никто не трогал. Я видела, как дружно переглянулись банщицы, изучая золотое Древо, как вглядывались в лицо, пытаясь понять, каким образом такой, как я, он достался, но молчали.

Меня скребли и терли мочалками так сильно, словно хотели содрать кожу. Выливали на волосы шампуни, снова и снова заставляли окунаться в бассейн с головой. И опять терли, мыли и пенили. От слишком резкого запаха стало трудно дышать, от голода сводило желудок.

— Ныряй, — скомандовали служанки, и я послушно погрузилась в воду, чувствуя, как теплая вода болезненно пощипывает израненную кожу.

Когда я вынырнула на поверхность, стерла влагу с глаз и отдышалась, не сразу поняла, что обстановка изменилась. Служанки, которые до этого вполголоса переговаривались между собой, замолчали, стало как-то тревожно.

— Ваше высочество, вам не стоит… — любезно щебетала мадам Силс, пытаясь угодить гостю или гостье.

Я дернула головой, обхватила плечи руками и попыталась хоть как-то укрыться от любопытных глаз. Хорошо в бассейне было много пены, я погрузилась в воду почти по подбородок и только потом решилась посмотреть на вошедших.

— Так вот ты какая, — медленно произнесла одна из самых красивых девушек, которых я когда-либо видела.

Светлокожая от природы, с легким естественным румянцем, которого не добиться искусственно, с ямочками на щеках и золотистыми локонами, украшенными драгоценными камнями. Ярко-синие глаза презрительно меня рассматривали, стараясь не упустить ни одной детали.

— Дочь той самой Микеллы Абремо, — продолжила она.

Голос у нее был под стать внешности: тихий, мелодичный и очень красивый.

Но я продолжала упрямо молчать. Принцесса Этель нисколько не изменилась за эти годы. Все такая же раздраженная злобная кукла. Я помнила, как она расцарапала мне до крови лицо, когда я отказалась отдать ей свою игрушку.

— Ну, здравствуй. — Алые губы злобно искривились. — Сестричка.

Вот только этого мне не хватало.

— И сколько невинных душ ты успела сожрать на радость Темному богу, пока волки не привезли тебя сюда? — не дождавшись моего ответа, задала вопрос принцесса.

О, как она ликовала и гордилась своим превосходством, наслаждаясь мгновением, когда могла унизить меня и втоптать в грязь!

Я ведь отомстила ей тогда за царапины на лице, из-за которых болезненно ныла кожа и было сложно есть. Любое неловкое движение — и раны открывались и начинали кровоточить. Но и я не осталась в долгу. Прокралась в спальню, где отдыхала после обеда царственная особа, и отрезала ее золотистые кудряшки, которым когда-то очень завидовала. Не все, конечно, а только те, до которых смогла дотянуться. Но зато под самый корень, едва не захлебываясь от рвущегося наружу смеха.

От родителей мне тогда сильно досталось. Папа никогда не поднимал на меня руку, но в тот момент его глаза так горели, что я думала — еще немного, и он не выдержит. Остановила его мама. Бесшумно подошла сзади, обняла и что-то тихо прошептала на ухо. Всего пару слов, но это помогло, и я отделалась тем, что меня на месяц лишили сладкого. Это меня нисколько не огорчило. Месть была намного слаще.

Он этих воспоминаний ко мне вернулась уверенность.