Ты знала - [2]

Я пришла, чтобы отдать ее тебе.

Это моя версия истории.

Глава 1

Ты перевернул стул и постучал по моему учебнику кончиком карандаша. Я смотрела на страницу, не решаясь поднять взгляд. «Слушаю», – сказала я, словно отвечала на телефонный звонок. Это тебя рассмешило. Так мы и сидели, хихикая, в студенческой библиотеке; выяснилось, мы оба изучаем один и тот же факультативный предмет. На лекциях присутствовало не меньше сотни студентов – раньше я тебя не замечала. Кудри упали тебе на глаза, ты отвел их карандашом. У тебя оказалось необычное имя. После занятий ты проводил меня до дома; всю дорогу мы молчали. Ты явно был очарован и все время улыбался. Никто никогда так мной не интересовался. На пороге общежития ты поцеловал мне руку, и мы снова расхохотались.

Скоро нам исполнилось двадцать один. Мы с тобой были неразлучны. До выпуска оставалось меньше года. Мы спали вдвоем на моей узкой кровати, читали учебники, расположившись на противоположных концах дивана, ходили в бар с твоими друзьями, но всегда сбегали пораньше – в постель, чтобы поскорее насладиться теплом наших тел. Я почти не пила, а ты уже устал от вечеринок – тебя интересовала только я. Никто из моего окружения не возражал. У меня было мало подруг – так, скорее знакомые. Я занималась в основном учебой, чтобы не лишиться стипендии, поэтому не имела ни времени, ни желания участвовать в студенческой жизни. Пожалуй, до тебя я ни с кем близко не сходилась. Ты предложил мне нечто иное: мы покинули социальную орбиту и счастливо сосуществовали вдвоем.

Обретя с тобой покой и поддержку, я полностью в тебе растворилась. Когда мы познакомились, у меня ничего не было, поэтому ты с легкостью стал для меня всем. «С легкостью» не значит «незаслуженно». Ты был добрым, чутким, участливым. Когда я поделилась с тобой своей мечтой стать писателем, ты сказал: «Никем другим тебя не представляю». Я с удовлетворением замечала ревнивые взгляды других девушек. Ночью я вдыхала запах твоих мягких темных волос, а утром будила, водя пальцем по небритому подбородку. Ты был для меня как наркотик.

На мой день рождения ты составил список из ста пунктов, за что меня любишь. 14. Люблю, как ты тихонько похрапываешь во сне. 27. Люблю твой красивый почерк. 39. Люблю чертить пальцем свое имя у тебя на спине. 59. Люблю есть с тобой один пончик на двоих по дороге на занятия. 80. Люблю наблюдать, как ты заканчиваешь читать хорошую книгу и потом прижимаешь ее к груди. 92. Уверен, однажды ты станешь хорошей матерью.

– С чего ты взял, что я стану хорошей матерью? – Я отложила список. На мгновение мне показалось, что ты вообще меня не знаешь.

– А почему нет? – Ты игриво ткнул меня пальцем в живот. – Ты же такая заботливая и милая. Жду не дождусь, когда мы с тобой заведем детишек.

Мне ничего не оставалось, как улыбнуться.

Никогда не встречала столь пылкого человека.

– Однажды ты поймешь, Блайт. Женщины в нашей семье… не такие, как все.

Я до сих пор помню мамину оранжевую помаду на сигаретном фильтре. Пепел, падающий в чашку с остатками апельсинового сока. Запах подгоревшего хлеба.

Ты крайне редко заводил разговор о моей матери, Сесилии. Я поведала тебе следующие факты: (1) она ушла, когда мне было одиннадцать, (2) после этого я виделась с ней всего дважды, (3) мне неизвестно, где она сейчас.

Ты знал, что я не люблю вспоминать о ней, и не расспрашивал – боялся того, что мог услышать. Ничего удивительного. Все мы возлагаем определенные надежды на себя и окружающих. С материнством то же самое. Каждый надеется получить хорошую мать, жениться на хорошей матери, стать хорошей матерью.

1939–1958

Этта родилась в день, когда началась Вторая мировая война. С самого рождения она была краснощекой и пухленькой, с глазами цвета Атлантики.

Она влюбилась в знакомого мальчика, сына доктора. Его звали Луи. В отличие от других мальчишек, он был добрым, спокойным и хорошо воспитанным, к тому же его совершенно не волновало, что Этта не отличалась красотой. Луи провожал ее в школу, осторожно придерживая за талию, с первого дня до последнего, а Этта всегда ценила хорошие манеры.

Ее семья владела сотнями акров кукурузных полей. Когда Этте исполнилось восемнадцать, она объявила отцу, что хочет выйти замуж за Луи. Тот настоял, чтобы зять выучился фермерству: у него не было сыновей, и он надеялся передать фамильное дело мужу дочери. Однако Этта подозревала, что отец хочет доказать Луи: земледелие – тяжкий, но достойный труд, не для слабаков, не для умников. Его уязвляло, что Этта выбрала человека, совершенно на него не похожего.

Луи собирался пойти по стопам своего отца и даже получил стипендию в медицинском институте, но женитьба на Этте была для него важнее лицензии доктора. Тесть заставлял его работать до седьмого пота, хотя Этта умоляла оставить мужа в покое. Каждый божий день Луи вставал в четыре утра и до темноты трудился в полях. Как любила вспоминать Этта, он ни разу не проронил ни слова жалобы. Он продал отцовский саквояж и учебники по медицине, а деньги положил в жестянку, стоящую в буфете, – на колледж для будущих детей. Один этот поступок, по мнению Этты, исчерпывающе доказывал, каким бескорыстным человеком был ее муж.