Ты умрешь следующей - [8]

— Я думаю, что она уже не приедет. Должно быть, она опоздала на поезд.

— Опоздала на все поезда в послеполуденное время и на все вечерние? Оставь, Аманда, это невозможно, — сказала рассудительная Лючия.

— Это странно, — задумчиво заметила Дэда, — она так ждала этого уик-энда. Я удивляюсь, почему ее до сих пор еще нет.

— Это точно. Зная ее, я скорее ожидала, что она приедет первой, чтобы встретить нас, с кухонным полотенцем в одной руке и тортом — в другой, а еще с подробной программой на два дня.

— Лючия, сколько рук у этой несчастной женщины? — рассмеялась Тутти.

— Смейтесь, но тем не менее это загадка, — заметила Аманда, и ее симпатичная мордашка осветилась любопытством.

Они еще пообсуждали эту тему, к ним присоединились Джованна и Мария-Луиза, но подруги так и не пришли ни к какому выводу. Неожиданно Лючия предложила сыграть в карты, в бурраку, но никто не подумал прихватить с собой игральные карты. Поэтому они продолжили откровенно сплетничать, болтая о Пьере, а заодно и о других общих знакомых.

Когда спустя два часа подруги расходились до своим комнатам, каждая и все вместе единогласно пришли к выводу, что абсолютно не в интересах Пьеры было бросать их на произвол судьбы и что у них все равно не испортилось настроение.

А Пьера — когда приедет, тогда и приедет.

Тутти не помнила за последнее долгое время ни одного столь симпатичного вечера, как этот. Несмотря ни на что, было приятно встретиться со школьными подругами, но о прежних временах они даже не вспомнили. Завтра будет лучше, чем сегодня, в этом она абсолютно уверена.

Пятница, 00.00. Джованна

Она с детства боялась темноты. Едва выключали свет, в темноте помещений ей чудились ужасные монстры с окровавленной пастью. Она начинала кричать и кричала, пока кто-нибудь не появлялся.

Только ее мать никогда не заходила, потому что обычно по вечерам была в театре или на каком-нибудь ужине.

Теперь, став взрослой, самостоятельной, умеющей принимать на себя ответственность, Джованна откровенно могла сказать, что она благодарна своей матери, что той не было рядом с ней, когда она, еще маленькая, нуждалась в ее заботе.

В конце концов она перестала кричать по ночам в ожидании утешений горничной, которая умела говорить только на своем, незнакомом Джованне языке, и начала изобретать свои способы противостояния страху.

Она развлекала себя песенками, повторяла детские считалочки, вспоминала всевозможные обманные трюки, и страх ушел, затаившись в подсознании.

Единственное, что не устраивало ее, так это то, что страх остался, но для Джованны это уже мало что значило. Чувство страха должно присутствовать хоть чуть-чуть, оно необходимо, чтобы мы осознавали хрупкость жизни.

Теперь, находясь в темноте незнакомой комнаты, Джованна не боялась и за это могла благодарить свою маму, но все же чувствовала она себя как-то неуютно.

Она вытянулась на кровати. Наконец-то это была кровать, на которой ее ноги не касались спинки. У Джованны рост был метр восемьдесят два, размер одежды все тот же — сорок второй, как и в лицее. Остальные подруги возненавидели ее за это, едва увидев, в этом Джованна уверена.

И даже ее стрижка, почти ежиком, смущала их, не говоря уже о пирсинге и татуировке.

Они подумывали, не лесбиянка ли она, это читалось у них в глазах. Джованна в душе посмеивалась над своей способностью обескураживать остальных. И поэтому у нее всегда припасена пара невыносимо скучных тирад о политике и работе.

Подруги стали отходить от нее с наклеенными улыбками, бросая на нее сожалеющий взгляд, как на сумасшедшую. Она славно повеселилась, как всегда, когда доводилось иметь дело с ярко выраженными снобами, кичащимися своими виллами в горах и на море.

У Джованны тоже были виллы, унаследованные от родителей, но, едва представилась возможность, она подарила их медицинскому центру по реабилитации наркозависимых. Она часто туда ездила, все пациенты центра были ее друзьями.

В общем она была рада, что приехала на виллу.

Но откуда появилось это странное ощущение? Нет, это был не страх. Скорее беспокойство, неуютность, легкая тревога.

Джованна постаралась расслабиться, сделав несколько глубоких вздохов, потом попробовала проанализировать свои ощущения. Не зря же она постоянно училась психоанализу.

Остальные подруги.

Беспокоит сама идея, что ее осудят? Она не вписывалась в их стандарты успешного человека.

Без мужа, без детей, возможно, лесбиянка, работа от случая к случаю, вызывающий внешний вид, сорящая деньгами.

«Но моя работа мне нравится, и я сама себе тоже, — подумала Джованна. — Мне нравятся мои волосы, как они покалывают, когда я запускаю в них руку, мне нравится создавать компьютерные игры и покупать ношеные вещи (много раньше, чем они опять войдут в моду), мне нравится трахаться когда и с кем хочу и жить в домах, которые мне предоставляют мои друзья.

И что дальше?

Мне немного наскучила необходимость демонстрировать, что я счастлива. Если это так, почему я хочу доказать это им? Почему именно им?

Может, потому что я была лидером в классе, той, с которой все хотели дружить, той, которая диктовала моду, которая первая надела отцовский пиджак из плюша (на самом деле это был пиджак садовника, а мой отец никогда не носил плебейскую одежду).