Слава богу, рожают Ариша и Сашка в одном роддоме. За обеих договаривался Мишка, так что мне остается лишь узнать, в какой родзал определили Сашу. На входе, как страж, Быстров. После тех событий он все-таки ушел на пенсию. Но многие до сих пор думали, что его «ушли», не понимая главного.
— Где тебя только носило?
— У Мишки был. Как это случилось?
— Мы в ресторане обедали, когда началось…
— Ну, я к ней. А вы бы домой ехали, это может затянуться надолго, а у вас сердце.
— Мал еще меня учить. Да и роды у Сашки стремительные!
— Какие?! — я толкаю дверь, прежде чем Иван Сергеевич успевает ответить. И тут же в уши бьет наполненный болью крик.
— Вот так! Вот так, молодец. И теперь в самый последний раз! Тужься…
Время замирает. Останавливается. Наверное, это все мой неправильно работающий мозг… Мне кажется, в тот момент он фиксирует вообще все, что происходит. Фрагментами. Вспышками… Яркий свет ламп, шорох одежды акушерки, гудение мониторов. И первый вдох моего сына. Я, кажется, его тоже слышу. Его крик, Сашкин плач.
— Какой миниатюрный, три кило всего.
— Орленок, — всхлипывает Сашка. — Василек…
— Глазки еще могут поменять цвет.
— Нет, — смеется сквозь слезы и смотрит на меня, — нет, эти глаза не изменятся.
Я почти не дышу. В груди что-то ворочается, рвется сквозь плоть и кости. Шагаю вперед.
— Сашка… Сашка, моя… Ты за меня выйдешь?
— Прямо сейчас?
— Ну, с кресла все-таки можно слезть, — шучу, сам не понимая, откуда берутся силы.
— Я подумаю, — улыбается та. И нет ничего в тот момент, кроме ее усталой улыбки. А потом мне вручают сына. Я прижимаю его к себе. Касаюсь губами голубой шапочки и шепчу:
— Ну, привет. Я твой папа.
Конец!