Ты следующий - [181]

Но тогда в аэропорту Софии, в зале правительственных делегаций, Людмилу встречало все бюро Комитета по культуре. Она назначила заседание и предложила остаться и мне.

— Зачем тебе работать прямо здесь, едва сойдя с самолета?

— Потому что через два часа я лечу в Мексику. Я только повидаюсь с детьми и уеду.

В Мексике с Людмилой случился приступ еще более страшный. Там (по рассказам ее охранника Мурджева) ее лечил какой-то советский доктор (?!).

После этого случая мы встретились всего один раз. В ее маленьком кабинете в ЦК она пожаловалась, что люди, с которыми она работает, ее обманывают и опаснейшим образом компрометируют. Они присваивали себе подарки. Брали взятки за квартиры. От ее имени распространяли всякие небылицы. Я смотрел на нее с ужасом не только из-за фактов, которыми она со мной делилась, но и из-за страшного перелома, который произошел в ее душе.

Однажды, вернувшись от Ванги, я рассказал этой мечтательнице, как знаменитая ясновидящая из Петрича назвала ее святой. Людмила посмотрела на меня с иронией и сказала: «Я даже больше, чем святая». И вот эта самая «мадам нечто большее» сейчас стояла передо мной вся в сомнениях, заметно испуганная, раздавленная… Может, она тоже видела будущее? Я не помню, чтобы Людмила когда-нибудь попросила у меня совета, как жить. Но ей оставалось всего несколько дней жизни, когда она спросила:

— Что мне делать?

У меня не было ответа. Я сболтнул одну из тех глубокомысленных фраз, которые и сам терпеть не мог:

— Не торопись, но и не забывай — нужны глобальные изменения, потому что беда эта всеобщая…

Смерть Людмилы стала внезапной смертью и моих социальных иллюзий.

Почему ее оставили в таком состоянии? Лечил ли ее кто-нибудь и почему он молчит? Почему врачи после вызова приехали с таким опозданием? (У «скорой» лопнула шина!) Почему свидетельства очевидцев не совпадают с экспертизой? Даже время и дата смерти фальсифицированы…

У меня не может быть собственной версии смерти Людмилы. Я всего лишь сопоставляю факты, которым доверяю.

Из того, что обнародовано, можно прийти к выводу, что Людмила покончила жизнь самоубийством. (Я принимаю на веру свидетельства Мурджева.) Но если это так, какие были на то причины? Может, ее вынудили принять такое решение?! Сократ и Сенека — кто они? Самоубийцы — или осужденные на самоубийство?!

Через несколько дней после смерти Людмилы я узнал, что Ванга перенесла инсульт и парализована. Поскольку мне ничего не было известно о ее состоянии, я поспешил навестить свою старую приятельницу в Рупите. Она скулила, как побитый ребенок. Причитала, мол, какие же жестокие люди, так огорошили ее новостью о смерти Людмилы. Это был Удар. От него ее и парализовало.

Пребывая в обычном напряжении, которое всегда охватывало меня в ее таинственном силовом поле, я сболтнул глупость, о которой сожалею:

— А чего же ты ждала, пока тебе сообщат о смерти Людмилы, вместо того чтобы предупредить нас о ней?

— Эта смерть не была ей предначертана, Любчо. И меня не предупредили.

Когда я вернулся в Софию, я аккуратно рассказал о ее словах нескольким людям. В результате в который уже раз меня посетил таинственный «доброжелатель». И все та же знакомая формула: он большой поклонник моего творчества, но так случилось, что он работает в органах государственной безопасности, и вот ему довелось узнать, что на самом верху были очень рассержены тем, что я трезвоню о двусмысленных словах Ванги. Так что мне стоит быть осторожнее.

В мой следующий визит к ней Ванга меня отругала. К ней тоже наведались «доброжелатели». И всерьез угрожали.

— Я больше тебе ничего не скажу.

Она, конечно, не выполнила этой угрозы. Я извинился перед ней, заметив, что ее слова долетают до Софии быстрее меня. Она засмеялась:

— Ладно, тогда мы пойдем прогуляемся, и я научу тебя ходить быстрее «тех».

После смерти Людмилы по решению политбюро была издана книга с попурри из прощальных и похвальных слов в ее адрес, произнесенных болгарскими и иностранными политиками и интеллектуалами. Мне же поручили опасную задачу: написать краткий биографический очерк. Несмотря на мои требования, мне никто не предоставил никаких документов — кроме ее кадрового комсомольского досье. Мне пришлось расспрашивать одного за другим свидетелей ее жизни, как будто речь шла о НЛО. (С удивлением я вынужден констатировать, что тогда свидетелей было гораздо меньше, чем сегодня, спустя столько лет.) Один факт вонзился в мое сознание, как игла. Бирюза в кольце, которое носила Людмила, за несколько дней до ее смерти побелела. Об этом мне рассказала одна из гувернанток. Эти слова я вставил в свой текст. Но никто не понял их смысла — или сделал вид, что не понял. А ведь свойства бирюзы известны: камень белеет, когда в организм его хозяина попадает яд. Эта способность предсказывать смерть была описана еще Орфеем в «Литике». Несколько тысяч лет спустя, когда философ и алхимик Альберт Великий посетовал на то, что большинство знаменитых камней потеряли свои магические свойства, бирюза осталась в меньшинстве. В настоящее время этот камень, возможно, вообще находится в одиночестве. Я не хочу комментировать, как и почему бирюзе открылось больше, чем Ванге. Потому что через 16 лет «очевидица» утверждала, что побелевшее кольцо было не с бирюзой, а с опалом, а кольцо с бирюзой принадлежало ей, но оно вовсе не побелело, а сломалось. Александр Сергеевич запретил мне в таких случаях спорить. Но если бирюза и вправду была опалом, побелело уж там кольцо или нет, а скрытое послание отпадает. Бледнеет не камень в кольце, а след, который и так ярким не назовешь.