Ты погляди без отчаянья… - [4]

Ночь

О ночь, одинокая ночь!

Под необъятным небом

Сидишь ты и что-то шепчешь.

Глядя в лицо вселенной,

Волосы расплела,

Ласкова и смугла…

Что ты поешь, о ночь?

Снова слышу твой клич.

Но песен твоих доныне

Я не могу постичь.

Дух мой тобой вознесен.

Взоры туманит сон.

И кто-то в глуши души моей

Песню твою поет, о любимая.

Голосом легким твоим

Вместе с тобой поет —

Словно родной твой брат

Заблудился, в душе одинок,

И тревожно ищет дорог.

Он гимны отчизны твоей поет

И ждет ответа.

И, дождавшись, навстречу идет…

Будто беглые звуки эти

Будят память о ком-то былом,

Будто смеялся он здесь, и плакал,

И звал кого-то в звездный свой дом.

Снова он хочет сюда прийти —

И не может найти пути…

Сколько ласковых полуслов и стыдливых

                полуулыбок,

Старых песен и вздохов души,

Сколько нежных надежд и бесед любви,

Сколько звезд, сколько слез в тиши,

                     О ночь, он тебе дарил —

И во тьме твоей схоронил!..

И плывут эти звуки и звезды,

Как миры, обращенные в прах,

В бесконечных твоих морях.

И когда на твоем берегу я сижу, одинок,

Окружают песни и звезды меня,

Жизнь меня обнимает,

И, усмешкой маня,

Уплывает вперед,

                     И цветет, и блекнет вдали, и зовет…

Ночь, я нынче пришел опять,

Чтобы в очи твои глядеть,

Я хочу для тебя молчать

И хочу для тебя петь.

Там, где прежние песни мои,

               и мой потерянный смех,

И мечтаний забытых рой,

Сохрани мои песни, ночь,

И гробницу для них построй.

Ночь, я вновь для тебя пою,

Знаю, ночь, я любовь твою.

Песнь укрой от пристальной злобы.

Схорони в заветном краю…

Будет медленно падать роса,

Будут мерно вздыхать леса.

Тишина, подпершись рукою,

Осторожно придет туда…

Лишь порою, скользнув слезою,

Упадет на гробницу звезда.

Из книги «Картины и песни» («Чхоби о чан») 1883

Йог

Величав и одинок, руки простирает йог,

                     Глядя на восток.

На закате – лунный рог, море плещется у ног,

                     Небосвод глубок.

Перед йогом – меркнет мгла, свет исходит от чела,

                     На лице – покой.

Чуть решается дохнуть на его нагую грудь

                     Ветерок морской.

Широко простор открыт. Посреди миров стоит

                     Одинокий йог.

Он огромен и космат, волны робкие дрожат,

                     Лишь коснутся ног.

Нерушима тишина, мир объят пучиной сна,

                     Но незаглушим

Голос моря – он поет, славя солнечный восход

                     Гулом громовым.

Йог один на берегу. Волны тают на бегу…

                     И в душе его

Необъятный океан, даль, ушедшая в туман,

                     За предел всего.

Йог, молчание храня, стережет рожденье дня,

                     Далью окружен.

За его спиною ночь тихо уплывает прочь,

                     Погружаясь в сон.

Там – небесная река – Ганга мчит сквозь облака

                     Звездный свой поток.

Там – темнеющий закат, здесь – сиянием объят

                     Неподвижный йог.

Словно светом божества, озарилась голова

                     Солнечным огнем.

А на западе, вдали, угасает ночь земли

                     Пред возникшим днем.

Над бескрайностью зыбей яркой россыпью лучей

                     Запылал восход.

Тайны величавей нет, чем сияющий рассвет

                     Над лазурью вод.

Вся морская глубина света теплого полна,

                     Смотрит на восток, —

Разогнав туман густой, рдеет лотос золотой,

                     Огненный цветок.

И светлы и горячи, обоймут его лучи

                     Весь земной предел.

Поднял руку йог-всевед и стихи священных вед

                     Медленно запел.

Из книги «Диезы и бемоли» («Кори о комол») 1886

Конец весны

Ушла весна, ушла весна – и песнь не родилась.

Прошла цветения пора. Цветов опавших веера

Вокруг дерев лежат, светясь.

Ушла весна, ушла весна – и песнь не родилась.

Но разве этою весной не рокотал шмелиный рой,

Жасмин не расцветал в свой час?

Но разве резвый ветерок внезапно изнемог

И, рощ не взволновав, угас?

Ушла весна, ушла весна – и песнь не родилась.

Звенело столько птиц вокруг! Но все они умолкли

                вдруг,

И лес не кончил свой рассказ.

Грустят усталые уста, и ярмарка садов пуста,

И вечер настигает нас.

Ушла весна – и песнь не родилась.

Последний вечер у весны, – и вот глаза мои темны,

Иду к тебе, тоской томясь,

Я без венка на этот раз… Слезами флейта залилась.

И ты не подымаешь глаз.

Ушла весна – и песнь моя не родилась, не родилась.

Руки

Кого мечтают обвить эти руки-лианы?

Кому, рыдая, твердят: «Не уходи… постой…»?

Рук рокочущий зов полон такой тоской!

Как безумен их трепет, безмолвный и безымянный!

Слова и тайны сердец они приносят нежданно,

Чтоб гибкими письменами телу сказать о них.

Они умащают душу нежностью несказанной,

Шепот их прикасаний так чарующе тих!

Юности светлый венок с себя безропотно скинув,

На тебя надевают руки благоуханный венок,

Руки несут тебе влюбленного сердца корзину

И ставят корзину наземь у твоих запыленных ног.

Пусть оплетут навек тебя лианы любви.

Не прерывай объятья, рук заплетенных не рви.

Из книги «Образ любимой» («Маноши») 1890

Герой Бенгалии

За стенкою Бхулубабу, худея от изнеможения,

Читает громко таблицу умножения.

Здесь, в этом доме, обитель друзей просвещения.

Юный разум познанию рад.