Твой сын, Одесса - [36]
— Петр Иванович, вы же обещали подумать…
— Да что ты пристал, Яков? Наше дело — разведка, а не…
С тем и ушел Яша от Старика.
Может, и в самом деле взрыв — не дело разведчиков… Только как же так: на фронте, небось, чтобы уничтожить десяток-другой вражеских офицеров, сколько наших людей жизнью рискует, на смерть идет. А тут… Зинь-то к разведчикам отношения не имеет. Но почему бы ему не помочь? Надо доложить Бадаеву и про Людвигов склад горючего, и про Зинев план. Уж Бадаев-то, наверняка, примет правильное решение. Для этого и отправился Яша срочно в катакомбы.
Бадаев ответил не сразу. Долго расспрашивал о Тормазанах, о том, как предполагает Зинь незаметно для охраны пронести взрывчатку в котельную, где спрячет ее, сумеет ли сам спастись от взрыва.
— Ты веришь ему, Яшко? — спросил, наконец, Бадаев в упор.
— Как самому себе.
— Почему же в свою десятку не взял?
— Вот взорвет офицеров, тогда и разговор будет… Надо, чтобы другие ему тоже поверили.
Бадаев задумался.
Нет, наверное, не придется взрывать офицерское собрание, — размышлял Яша, глядя на командира. — Уж больно дотошно расспрашивает обо всем Владимир Александрович… Значит, прав Старик. Ох, и трудная штука это подполье — как по тонкому льду ходишь, того и гляди, неосторожный шаг сделаешь и… бултых в воду!
— Ну что же, удачи твоему Зиню, — неожиданно сказал Бадаев. — Пойдешь на Льва Толстого, найдешь комиссионный магазин господина Сливы, спросишь Богдана Некрасовича. Там дадут тебе взрывчатки сколько надо. А заодно…
Бадаев проинструктировал Яшу, что передать хозяину магазина и какие сведения у него взять, назвал пароли. А когда Яша уже собрался уходить, лукаво прищурился:
— А почему же ты Тормазанов план не доложил Петру Ивановичу? Неудобно командира обходить.
Яша замялся.
— Я докладывал…
— Ну и что же?
Гордиенко передал свой разговор с Бойко. Рассказал и о случае с Вольфманом.
Бадаев снова задумался. Посидел с закрытыми глазами, словно припоминал что-то, будто хотел представить себе спорящих — вспыльчивого, горячего, как необъезженный конь, Яшу и рассудительного, осторожного, спокойного Бойко. Оба — не ангелы! Но Бойко уж больно нерешителен в последнее время. Надо бы повидаться с ним или парторга Зелинского послать, выяснить, может, ободрить человека, а может, и хвоста накрутить.
Бадаев встал, заложив руки за спину, пошагал взад-вперед по огромной пещере, украдкой поглядывая на Гордиенко. Наконец, подошел, сел рядом, взял Яшины тугие кулаки в свои широкие сильные ладони:
— Не будем убивать козла, Яшко.
— Какого козла?
— Есть, видишь ли, такая сказка. Какой-то древний выращивал виноград. Каждый год лоза фуговала густая да тонкая, гронки были мелкие, ягоды кислые. Как ни старался тот древний, сколько ни поливал, сколько ни удобрял, а лоза с каждым годом росла все тоньше, гронка все мельчала, а ягоды все кислее, хирел и дичал виноградник, пустел винный погреб, разорялся, нищал хозяин… А тут, как назло, весной сорвался с привязи козел и начисто обглодал прошлогодние виноградные лозы — там, где было восемнадцать-двадцать почек, по одной-две осталось. Будто пожар прошел по винограднику, только старые пеньки торчат. Увидел хозяин такую шкоду, освирепел и убил козла. Шкуру содрал, мясо съел, кости сжег, чтобы и памяти о вредном возле не осталось. Только смотрят люди, а на обгрызенных кустах из оставшихся почек пошли сочные да толстые лозы, гронки на тех кустах выросли тяжелые, тугие, ягоды крупные, сладкие. И начали с тех пор виноградари каждую весну прошлогодние лозы обрезать на две-три почки. И пошли с тех пор обильные урожаи винограда, в погребах — полно вина, в домах виноградарей — полно достатка. Поняли люди, что козел спас им виноградники от одичания, и поставили они тому козлу памятник из чистого золота, и каждый год в праздник урожая поминают того козла добрым словом… Так что — не надо убивать козла, Яшко. Учись верить товарищу больше, чем самому себе. Иначе нельзя… Может, излишне поосторожничал здесь Петр Иванович… Может быть… Разобраться надо.
13. Ради товарища
— Мальчики, пляшите! — вполголоса воскликнула Тамара, убедившись, что в мастерской нет никого постороннего.
Уж такая это девушка! Войдет в мастерскую и словно светом ее озарит: глаза ребят загораются от ее глаз, будто свечи от жарких плошек, лица расцветают улыбками от ее улыбки, ровно цветы от вешнего солнца. Сразу становится теплее, уютнее, уплывают куда-то в сторону пережитые невзгоды и огорчения, становятся несущественными, постепенно исчезают, тают, как дым в утреннем воздухе. И сама она словно с вечеринки пришла, а не ползла через кордон, не брела по грязи и снегу степным бездорожьем, где ни колесу, ни полозу ходу нету.
— Какие новости, Тамара? — закрывая дверь на засов, спросил Алексей.
— Самые хорошие, мальчики! — разматывая мокрый платок, смеется Шестакова. — Только у нас на «Туапсе» обычай такой был: прежде чем получить письмо, моряк сплясать должен. Ну, кто начнет?
Она уже сняла забрызганные грязью боты и исхлестанное мокрым снегом пальто, греет озябшие пальчики у крохотной печурки, упавшие прядки смоляных волос резко подчеркивают белизну чуть порозовевшего лица, и она кажется Яше еще более красивой, чем тогда, во время танца в катакомбах.
Автор этой повести Григорий Андреевич Карев родился 14 февраля 1914 года в селе Бежбайраки на Кировоградщине в семье батрака. В шестнадцать лет работал грузчиком, затем автогенщиком на новостройках. Был корреспондентом областной украинской газеты «Ленінський шлях» в Воронеже, учителем, секретарем районного Сонета, инструктором Курского облисполкома. С 1936 по 1961 год служил в Военно-Морском Флоте, участвовал в обороне Одессы, в боях на Волге. В послевоенные годы вместе с североморцами и тихоокеанцами плавал в суровых водах Баренцева, Охотского, Японского и Желтого морей.Море, доблесть и подвиги его тружеников стали ведущей темой произведений писателя Григория Карева.
Когда Человек предстал перед Богом, он сказал ему: Господин мой, я всё испытал в жизни. Был сир и убог, власти притесняли меня, голодал, кров мой разрушен, дети и жена оставили меня. Люди обходят меня с презрением и никому нет до меня дела. Разве я не познал все тяготы жизни и не заслужил Твоего прощения?На что Бог ответил ему: Ты не дрожал в промёрзшем окопе, не бежал безумным в последнюю атаку, хватая грудью свинец, не валялся в ночи на стылой земле с разорванным осколками животом. Ты не был на войне, а потому не знаешь о жизни ничего.Книга «Вестники Судного дня» рассказывает о жуткой правде прошедшей Великой войны.
До сих пор всё, что русский читатель знал о трагедии тысяч эльзасцев, насильственно призванных в немецкую армию во время Второй мировой войны, — это статья Ильи Эренбурга «Голос Эльзаса», опубликованная в «Правде» 10 июня 1943 года. Именно после этой статьи судьба французских военнопленных изменилась в лучшую сторону, а некоторой части из них удалось оказаться во французской Африке, в ряду сражавшихся там с немцами войск генерала де Голля. Но до того — мучительная служба в ненавистном вермахте, отчаянные попытки дезертировать и сдаться в советский плен, долгие месяцы пребывания в лагере под Тамбовом.
Излагается судьба одной семьи в тяжёлые военные годы. Автору хотелось рассказать потомкам, как и чем люди жили в это время, во что верили, о чем мечтали, на что надеялись.Адресуется широкому кругу читателей.Болкунов Анатолий Васильевич — старший преподаватель медицинской подготовки Кубанского Государственного Университета кафедры гражданской обороны, капитан медицинской службы.
Ященко Николай Тихонович (1906-1987) - известный забайкальский писатель, талантливый прозаик и публицист. Он родился на станции Хилок в семье рабочего-железнодорожника. В марте 1922 г. вступил в комсомол, работал разносчиком газет, пионерским вожатым, культпропагандистом, секретарем ячейки РКСМ. В 1925 г. он - секретарь губернской детской газеты “Внучата Ильича". Затем трудился в ряде газет Забайкалья и Восточной Сибири. В 1933-1942 годах работал в газете забайкальских железнодорожников “Отпор", где показал себя способным фельетонистом, оперативно откликающимся на злобу дня, высмеивающим косность, бюрократизм, все то, что мешало социалистическому строительству.
Эта книга посвящена дважды Герою Советского Союза Маршалу Советского Союза К. К. Рокоссовскому.В центре внимания писателя — отдельные эпизоды из истории Великой Отечественной войны, в которых наиболее ярко проявились полководческий талант Рокоссовского, его мужество, человеческое обаяние, принципиальность и настойчивость коммуниста.
Роман известного польского писателя и сценариста Анджея Мулярчика, ставший основой киношедевра великого польского режиссера Анджея Вайды. Простым, почти документальным языком автор рассказывает о страшной катастрофе в небольшом селе под Смоленском, в которой погибли тысячи польских офицеров. Трагичность и актуальность темы заставляет задуматься не только о неумолимости хода мировой истории, но и о прощении ради блага своих детей, которым предстоит жить дальше. Это книга о вере, боли и никогда не умирающей надежде.