Твой сын, Одесса - [18]
Пожалуй, сегодня поездов больше не будет. А сидеть под моросью одному, может, и небезопасно, еще патруль, чего доброго, привяжется. Надо идти, рассуждает Яша. А дрема снова морит его, склеивает веки, окунает в забытье.
— Эй, чистильщик! Наведи-ка лоск, — трогает кто-то за плечо. Яша и не заметил, как подошел к нему человек, как поставил ногу на рундучок.
Раскрыл глаза. Смотрит: огромный разбитый ботинок под самым носом. Уж видывал Яша стоптанные, и рваные, и разбитые ботинки. Но такой впервой довелось — задники выкривлены, будто нарочно их на колодке корежили, от подошвы — только потертые ранты остались, да и те проволокой к носкам прикручены, чтобы ненароком не потерялись, а верх — латка на латке. Ну прямо-таки прахом рассыпается ботинок. И залеплен грязью так, что на ботинок вовсе не похож!
Яша взглянул вверх. Перед ним стоял пожилой, заросший седой щетиной человек в мокром парусиновом дождевике и синей фуражке железнодорожника. Из-под лохматых бровей пытливо смотрели карие глаза.
— Да тут чистить нечего, — растерялся Яша. — Да и погода!
— Ладно. Мокрый — дождя, а нагой — разбою не боится. Чисть, коли велят.
Яша соскреб щепкой грязь. Зябко поежился — под бушлат, к самым подмышкам, заполз сырой холод. Начал вытирать ботинок влажной тряпицей. Леший его знает, пристанет ли крем к мокрой коже. Но чистить надо — может, провокатор какой, опять проверяет, как тот локотенент. Яша локтем тронул брючный карман — лежит ли там финка на всякий случай.
— Вижу, не по своей воле сидишь ты здесь, парень, — тихо сказал железнодорожник.
Яша похолодел, чуть щетки из рук не выронил: «Провокатор!..» Надо улучить момент, выхватить финку, пырнуть снизу в самое брюхо и — кубарем в заросли Куликового поля. Только бы засады не было… Неужели он один взять меня решил?!
— Кто тебя послал сюда, не спрашиваю, мне-то знать ни к чему, — еще тише продолжал седой. Вынул из кармана пустой прокуренный мундштук, пососал. — Только передай тем, кто тебя посадил, что из Бухареста в Одессу должен выйти спецпоезд, в классных вагонах — немецкие и румынские офицеры, полицейские чины, судьи, новые правители города едут…
Яша постучал щетками по ботинку, приглашая клиента сменить ногу. А если не провокатор? Если вправду кто из железнодорожников помочь хочет?.. А если полицейские подослали?.. Стараясь не выдать своего волнения, Яша безразлично, будто не слышал приглушенного голоса клиента, начал очищать от грязи второй, такой же разбитый, скрученный проволокой ботинок.
Мимо, нахлобучив суконную шапку на самые глаза, торопливо просеменил какой-то румынский чин в куцей шинелишке.
— Ты, чертенок, взялся, так драй на совесть, чтоб блестело… чтоб сияло, как… — заплетая языком, словно пьяный, рявкнул клиент. — Я с-сегодня г-гуляю… У меня, может, с-семейное торжество. Может, престольный праздник у меня… инди… индивиду… индивидуйный праздник, может быть…
Он покачнулся и громко икнул. Но, как только румын скрылся за оградой привокзального скверика, снова глухим шепотом:
— Впереди пустой состав погонят. Запомнил?.. Приказано — встречать с оркестром. Так, может, ваши встретят?..
Яша молчал.
— Ты вправду глухой? — рассердился железнодорожник. — Или не веришь мне?
— Откуда вы узнали о поезде? — не поднимая головы и не переставая работать щетками, тихо спросил Яша.
— Работаю слесарем-сантехником на вокзале. В кабинете начальника отопление к зиме ремонтирую. Слышал, как начальник своему помощнику свежую депешу читал. Я сам из Молдавии, румынский малость знаю.
Надраив суконкой латаные-перелатаные ботинки до блеска ярого, Гордиенко лихо выстучал щетками чечетку, церемонно протянул руку:
— Две леи, пан клиент.
— Ты слышал, что я тебе сказал? — спросил седой.
— Две леи, пан клиент, и — вы меня не видели, я — вашего пьяного бреда не слышал, — безразлично отрезал Яша и нахально протянул руку к самому лицу седого.
Лохматые брови насупились, потом вздрогнули и разгладились. Под ними тепло блеснули карие глаза. Седой распахнул дождевик, порылся в карманах:
— Да тут блеску-то на пол-леи, не больше.
Но у Яши не было охоты заводить лишний разговор — а вдруг действительно провокатор?.. Он резко поднялся со стульчика:
— Гоните две леи по таксе, а то попрошу господина полицейского. Тоже мне — пижон!
Седой ткнул Яше какую-то бумажку:
— Сдачи не надо! Знай Железняка, сегодня он гуляет!
— И будьте вы мне здоровы, господин клиент, — мило улыбнулся Яша, засовывая бумажку в карман. — Одесский блеск! Самый шикарный крем! Спешите, господа, заиметь одесский блеск. На две леи блеска, на мильон удовольствия!
Широко расставляя ноги, шлепая надраенными и разбитыми в прах ботинками по лужам, клиент поплелся через площадь, бормоча что-то про Дуньку, которую он пришибет, если она не вздует огонь в честь его праздника.
8. Неожиданное возвращение
Два раза в неделю, по средам и субботам — базарным дням, из катакомб приходил связной за информацией. Самому Яше разрешалось ходить в катакомбы только в случаях крайней необходимости. Из оставленных в городе разведчиков никто, кроме него, ни запасных ходов в катакомбы, ни пароля не знал. Связной был вчера вечером. Значит, ни сегодня, ни завтра он не придет. А то, что рассказал ему седой железнодорожник, Яша считал сведениями особо важными. По его мнению, то и был тот случай, когда надо было самому идти в катакомбы.
Автор этой повести Григорий Андреевич Карев родился 14 февраля 1914 года в селе Бежбайраки на Кировоградщине в семье батрака. В шестнадцать лет работал грузчиком, затем автогенщиком на новостройках. Был корреспондентом областной украинской газеты «Ленінський шлях» в Воронеже, учителем, секретарем районного Сонета, инструктором Курского облисполкома. С 1936 по 1961 год служил в Военно-Морском Флоте, участвовал в обороне Одессы, в боях на Волге. В послевоенные годы вместе с североморцами и тихоокеанцами плавал в суровых водах Баренцева, Охотского, Японского и Желтого морей.Море, доблесть и подвиги его тружеников стали ведущей темой произведений писателя Григория Карева.
Когда Человек предстал перед Богом, он сказал ему: Господин мой, я всё испытал в жизни. Был сир и убог, власти притесняли меня, голодал, кров мой разрушен, дети и жена оставили меня. Люди обходят меня с презрением и никому нет до меня дела. Разве я не познал все тяготы жизни и не заслужил Твоего прощения?На что Бог ответил ему: Ты не дрожал в промёрзшем окопе, не бежал безумным в последнюю атаку, хватая грудью свинец, не валялся в ночи на стылой земле с разорванным осколками животом. Ты не был на войне, а потому не знаешь о жизни ничего.Книга «Вестники Судного дня» рассказывает о жуткой правде прошедшей Великой войны.
До сих пор всё, что русский читатель знал о трагедии тысяч эльзасцев, насильственно призванных в немецкую армию во время Второй мировой войны, — это статья Ильи Эренбурга «Голос Эльзаса», опубликованная в «Правде» 10 июня 1943 года. Именно после этой статьи судьба французских военнопленных изменилась в лучшую сторону, а некоторой части из них удалось оказаться во французской Африке, в ряду сражавшихся там с немцами войск генерала де Голля. Но до того — мучительная служба в ненавистном вермахте, отчаянные попытки дезертировать и сдаться в советский плен, долгие месяцы пребывания в лагере под Тамбовом.
Излагается судьба одной семьи в тяжёлые военные годы. Автору хотелось рассказать потомкам, как и чем люди жили в это время, во что верили, о чем мечтали, на что надеялись.Адресуется широкому кругу читателей.Болкунов Анатолий Васильевич — старший преподаватель медицинской подготовки Кубанского Государственного Университета кафедры гражданской обороны, капитан медицинской службы.
Ященко Николай Тихонович (1906-1987) - известный забайкальский писатель, талантливый прозаик и публицист. Он родился на станции Хилок в семье рабочего-железнодорожника. В марте 1922 г. вступил в комсомол, работал разносчиком газет, пионерским вожатым, культпропагандистом, секретарем ячейки РКСМ. В 1925 г. он - секретарь губернской детской газеты “Внучата Ильича". Затем трудился в ряде газет Забайкалья и Восточной Сибири. В 1933-1942 годах работал в газете забайкальских железнодорожников “Отпор", где показал себя способным фельетонистом, оперативно откликающимся на злобу дня, высмеивающим косность, бюрократизм, все то, что мешало социалистическому строительству.
Эта книга посвящена дважды Герою Советского Союза Маршалу Советского Союза К. К. Рокоссовскому.В центре внимания писателя — отдельные эпизоды из истории Великой Отечественной войны, в которых наиболее ярко проявились полководческий талант Рокоссовского, его мужество, человеческое обаяние, принципиальность и настойчивость коммуниста.
Роман известного польского писателя и сценариста Анджея Мулярчика, ставший основой киношедевра великого польского режиссера Анджея Вайды. Простым, почти документальным языком автор рассказывает о страшной катастрофе в небольшом селе под Смоленском, в которой погибли тысячи польских офицеров. Трагичность и актуальность темы заставляет задуматься не только о неумолимости хода мировой истории, но и о прощении ради блага своих детей, которым предстоит жить дальше. Это книга о вере, боли и никогда не умирающей надежде.