Твой друг. Сборник по собаководству. Выпуск 3 - [20]

Однажды Александр Павлович сказал: «Друзей не продают». Я могла бы добавить теперь, что и не отдают.

Альф был уже старик. И все-таки так тяжело стало от того, что его нет больше, что он никогда не подойдет и не положит голову на колени, не посмотрит на тебя таким умным и таким печальным взглядом… Прощай, Альф, прощай наш верный друг, прошедший вместе с нами все испытания военных лет!

Что сказать еще?

Мы часто вспоминаем нашу фронтовую жизнь. В ней было много такого, чего я ни за что не хотела бы пережить еще раз, но было и хорошее, даже прекрасное. Никогда мне не забыть моих товарищей, которые так старались скрасить и облегчить мое фронтовое житье-бытье, ибо если солдатская служба подчас тяжела для мужчины, то для девушки — тем более.

Мы вспоминаем и ту собачонку на призывном пункте, которая привела меня в минно-розыскное подразделение. Право, странно, как иногда случай может повлиять на всю нашу жизнь!

— Но если бы не она, я не встретил бы тебя… — говорит мне при этом Александр Павлович.

Мститель

1

Известно, что, когда соберутся несколько любителей собак, разговоров не оберешься. А нас было четверо, и все закоренелые «собачники»: Сергей Александрович, много лет руководивший клубом служебного собаководства, полковник в отставке, недавно вернувшийся из Германии, еще один член нашего клуба — бухгалтер по профессии и я.

Все мы хорошо знали друг друга, но не встречались давно, так как прошедшая война разметала людей, и только вот теперь, когда наконец буря пронеслась и страна снова вернулась к мирной жизни, мы собрались, чтобы отвести душу в дружеской беседе. Поговорить нам было о чем.

Сергей Александрович был все таким же, каким я знавал его в былые времена: оживленным, смуглолицым, с громким голосом, силе которого мы не раз дивились, когда он раздавал призы на ринге, с прежней юношеской подвижностью и ловкостью в худощавой подтянутой фигуре; лишь пробивающаяся в черных волосах седина напоминала о том, что все мы стали значительно старше. На правой половине груди его была нашивка, свидетельствующая о перенесенном тяжелом ранении, — память о Сталинграде, на левой — орден Красного Знамени и ряд медалей, в том числе за оборону Москвы, за взятие Будапешта и Вены. На груди же полковника было столько орденских планок, что от них рябило в глазах.

Бухгалтер как всегда держался в тени. В клубе этот человек слыл чудаком. Говорили, что перед войной он пережил какую-то тяжелую семейную драму, после чего сделался замкнутым, ушел в себя. Малоразговорчивый и сдержанный, он оставался верен себе и в этот вечер: больше слушал, ограничиваясь только отрывочными, всегда сказанными к делу, репликами.

Я не раз видел, как этот человек в своем неизменном теплом бобриковом пальто, с остриженной ежиком седой головой, покрытой поношенной черной шляпой, приходил в клуб, ведя очередную собаку на добротном поводке. Там уже знали о дели его посещения. Он вручал собаку, расписывался аккуратным каллиграфическим почерком в толстой канцелярской книге, в которой регистрировался «приход» и «расход» собак, подтверждая своей подписью, что он добровольно и безвозмездно передает собаку государству, затем, держа шляпу в руке, сдержанно выслушивал благодарность и, потрепав в последний раз жалобно повизгивающую питомицу, уходил, постукивая тростью. Казалось, он видел в этом какой-то особый, известный только ему, смысл…

Говорил главным образом Сергей Александрович. Почти на протяжении всей войны он командовал собаковедческими подразделениями. В самое тяжелое время, когда гитлеровские полчища были под Москвой, ему довелось участвовать в эвакуации из Подмосковья центральной школы-питомника военно-служебных собак. Транспорт был занят более важными перевозками, и почти четыреста километров собаки шли «своим ходом», на поводках у вожатых. Этого тяжелого перехода не выдержал старик Риппер, отец моей Снукки, в прошлом победитель многих выставок, одна из знаменитейших наших собак, вошедшая в историю советского собаководства. В пути старый заслуженный пес отказался идти дальше, и молодой лейтенант, не знавший редкостной биографии собаки, приказал пристрелить ее. Жаль беднягу Риппера, но что поделаешь, время было суровое. Гибли люди, не только собаки.

Истинными героями в эти трудные дни показали себя вожатые: каждый вел от трех до пяти собак, а некоторые, кроме того, еще несли щенков. Они хотели во что бы то ни стало спасти свою школу, не дать погибнуть ни одному ценному животному, сохранить государственное имущество, и они действительно сохранили его. Эту решимость не могли поколебать ни ранние морозы, ни постоянная опасность налетов вражеских самолетов (в тот период они господствовали в воздухе, рыская над ближним и дальним тылом), ни другие трудности и испытания пути. Каждый понимал, что эвакуация временна. И они не ошиблись. Вскоре школа вернулась на обжитое место и продолжала готовить резервы обученных собак и кадры вожатых для фронта. Впрочем, она не переставала готовить их и находясь в эвакуации.

С Риппера наши мысли незаметно перешли к тому, какие бедствия принесла с собой война и какую ненависть к врагу породила она. И тут кто-то неожиданно затронул вопрос, а способны ли проявлять ненависть собаки?