Творения - [15]

Для дев достаточным наказанием служило заключение для них брачного чертога; сие–то одно, что не вместе они с мудрыми девами, мучило их; болезненною была для них самая мысль, когда рассуждали, какое наслаждение внутри чертога. А сии вместе с тем, что лишены всякого доброго утешения, потерпят неизбежное и тяжкое мучение, наказуемые сугубыми муками, — с одной стороны, мучением в огне неугасимом, а с другой — скорбью раскаяния, какую обыкновенно блаженство других производит в имевших возможность вкусить сие блаженство, но не вкусивших по собственному нерадению, а такая скорбь терзает душу не меньше внешнего мучения, истязующего тело огнем.

Глава 4. О, сколько возвышало милостивых сострадание! О, сколько унижало немилостивых жестокосердие! Первых вводило в Царство Ангелов, последних низвергало вместе с демонами и с диаволом в геенну огненную. Так полезно уделять другим, так вредно не делиться ни с кем! И это весьма справедливо, потому что первое близко к Божью человеколюбию, второе же недалеко от сатанинской зависти. Кто не оказывает жалости к единоплеменнику, алчущему, угнетаемому и теснимому жадными ростовщиками–заимодавцами, тот не пришел ли уже в состояние демонов и не справедливо ли осуждается с ними на общее мучение, став сообщником злобы тех, с которыми не имел общего естества? Так сотворенный по образу Божью человек именуется и скотом, и зверем, и пресмыкающимся, в лукавом навыке поревновав тому, чем не был он по природе, и из естественного благородства перешедши в неестественное неблагородство.

Видишь ты, человек, что одинаковый с тобою по роду лежит на земле, среди торжища, бездомный, бесприютный, без куска хлеба, не имеет ни под собою, на земле, под иссохшими боками подостланного рубища, ни вверху покрова, защищающего от стужи или зноя, на открытом воздухе равно принимает на себя и падающий снег, и солнечные лучи, принужден обнажать пред всеми тайны естества, не может от долгого неядения к выраженью прошений употребить в дело голос, но движением руки и мановением едва уже движущихся бровей объясняет знаками свою просьбу, от оскудения тяжело дышит и едва переводит дух, — видишь и проходишь мимо, побуждаемый к поспешности, может быть, наступившим временем принятия пищи, и ощущаемая тобою потребность не преклоняет тебя к состраданию, не побуждает снизойти к голодному собственный твой голод, который твоими огорчениями, впрочем не достигающими до подобной нужды, научает тебя и чужим страданиям.

У тебя, может быть, не прошло вчерашнее опьянение, в ненасытном чреве не испарились во множестве наполнившие его яства, но отрыгаешь еще зловоние, тот один плод справедливо приобретя от предшествовавшего удовольствия, что сам ощущаешь неприятность выдыхаемых испарений, потому что Создатель такое устройство дал естественным отправлениям нашего тела, что запах, выходящий из уст, принимает в себя ближайшее к устам — обоняние; и сам человек прежде других исполняется от себя неприятного ощущения. А его после многодневной скудости на встретившуюся случайно пищу заставляет неудержимо кидаться голод, который должен тотчас удовольствоваться одним куском, потому что с давнего времени отучен он от обильного продовольствия и по необходимости недостатка понемногу приобрел невольную способность ограничиваться малым. Притом не рассуждаешь ты, что он для тебя — Лазарь, не рассуждаешь, потому что не позван ты еще на суд и не видишь его на лоне патриарха; впрочем, увидишь, не сомневайся в этом. Ибо и одинаково подвизавшиеся приемлют в удел одни и те же места, и предавшиеся одинаковым беззакониям осуждаются на одни и те же истязания. А ты нечествуешь более и самого богача. Он дозволял, по крайней мере, Лазарю спокойно лежать, не отгоняя от дверей своих, терпеливо имел всегда пред глазами неприятный вид покрытого струпами и смрадного тела, представляющего гнусное зрелище непрестанными истечениями гноя, который с жадностью лизать сбегались псы и затруднительным делали проход входившему в дом богачу, никогда не отгонявшему ни их, ни того, для кого собираясь, затесняли они дорогу.

Ибо если бы делал он и это, как и прочее, то было бы сие написано. Поелику же не поступал он так, то умолчено о сем в показание, что и в весьма порочных людях есть светлая искра естественного благородства, сияющая собственным блеском, и хотя мрак порочных навыков омрачает ее, однако же не вовсе она угасает. А у тебя жезлоносцы одетому в рубища не позволяют и приблизиться даже к воротам, не дают ему места присесть или прилечь, почитая нищего предвещателем перемены на худшее и испрашивающий подаяния голос признавая зловещим предзнаменованием.

Глава 5. И что говорю о Лазаре, умаляя достоинство нищего? Христос сказал, что в лице нищего приходит Сам Он и делаемое нищему усвояет Себе. Ибо говорит: «Понеже сотвористе единому сих, Мне сотвористе» (ср.: Мф. 25, 40). И чего же ожидает себе всякий отгоняющий и с бесчестием препровождающий от себя нищего, а в лице его — Самого Христа? Презирает он рубища, неблаголепно прикрывающие снаружи, и не видит сокровенной багряницы, означающей, что под нею Сам Царь? Смеется над малоценностью одежды, а не примечает достоинства образа? Берет во внимание нечистоту телесную, а не помышляет о чистоте душевной? Христос не сказал бы, что Сам Он в лице нищего, если бы в нищем не видел великого внутреннего достоинства.