Творчество Рембрандта - [2]

Шрифт
Интервал

У русских художников и в нашей искусствоведческой литературе нет и не было, по существу, разногласий в оценке Рембрандта. Идеолог передвижничества, художественный и музыкальный критик Владимир Васильевич Стасов называл Рембрандта "великим родоначальником нового европейского искусства", а идеолог враждебного передвижникам течения "Мир искусства", живописец Александр Николаевич Бенуа считал творчество Рембрандта "чудом в истории человечества". Выдающийся русский художник, идейный вождь передвижников Иван Николаевич Крамской называл Рембрандта "великим из великих", а один из величайших сынов России Илья Ефимович Репин писал: "Рембрандт более всего любил гармонию общего, и до сих пор ни один художник в мире не сравнялся с ним в этой музыке тональностей, в этом изяществе и законченности целого".

А целое для Рембрандта - это человек и Вселенная.

Но этот художник, открывший человечеству такие глубины познания, такие красоты самой горячей и щедрой любви, художник, в творчестве которого добро сияет с такою всепокоряющей силой, умер в нужде, непонятый, даже отвергнутый современниками, отупевшими от чванства и самодовольства голландскими бюргерами, поправшими лучшее, что за свою многовековую историю дал их народ.

Рембрандт - имя, ставшее легендой.

"Все писавшие в последнее время о Рембрандте, - так начинает свой очерк о художнике великий бельгийский поэт Эмиль Верхарн, - мерили его аршином своей точной, рассудочной, ученой критики. Они старались разобрать его жизнь год за годом, радость за радостью, несчастье за несчастьем. И вот теперь мы знаем все подробности его биографии, интересуемся его манией коллекционировать, его семейными добродетелями, его родительскими заботами, его неизменными увлечениями, его богатством, его разорением, его кончиной. До нас дошла опись его имущества и документы по опеке над сыном, и благодаря этому критики могли проникнуть в жизнь великого человека, словно его бухгалтеры. Их кропотливые изыскания бросились на громкую известность Рембрандта, как рой муравьев. Его обнажили - не без почтения, правда, но с беспощадным любопытством. Ныне он похож на того нагого бичуемого Христа у колонны, которого он, как говорят, рисовал, думая о своих кредиторах. Он мог, рисуя его, думать о своих будущих критиках".

Современная наука, терпеливая, мелочная, все крошащая, работающая только самыми точными инструментами, гордится тем, что составила подробную опись громкой славы Рембрандта. Она оставила на этой славе следы своих маленьких зубов, она обгрызла ее острые углы, но не смогла прорыть себе хода в глубь ее громадной, великолепной, таинственной массы. Что до нас, то мы попытаемся критиковать Рембрандта не извне, а изнутри, из глубин его духа.

Гений Рембрандта ван Рейна, этого торжественного и печального художника, властвует над думами и мечтами нашего времени, быть может, сильнее, чем сам Леонардо да Винчи. Можно допустить, что современники Рембрандта: Терборх, Метсю, Питер де Гох, или даже Броувер, Стэн и Ван Остаде являются выражением своей спокойной, чистенькой и мещанской страны. Они жили во времена ее благополучия и роскоши, когда богатство и слава вознаграждали Голландию за ее вековую борьбу с природой и людьми. У этих маленьких мастеров были все достоинства и недостатки их сограждан. Они не мучались в размышлениях, не возвышались до великих идей истории, отчаяние и скорбь не пронизывали их души, и в глубинах их сердец не обитали страдания человечества. Они почти не знали стонов, слез и ужаса, поток которых катится через все века, затопляя сердца.

Среди них Рембрандт является подобно чуду. Или он, или они выражают Голландию. Он прямо противоположен им; он - отрицание их. Он и они не могут представлять Голландию в один и тот же момент ее истории.

Возможно, конечно, что в другое время Рембрандт не изобразил бы своего "Ночного дозора", что в его произведениях было бы меньше бургомистров и синдиков, но сущность его искусства оставалась бы той же. С удивительным, чисто детским эгоизмом он рисовал бы себя и своих близких, и в трогательном мире легенд собирал бы слезы и красоту страданий.

Для своего времени он совершил работу Данте (тринадцатый век), работу Шекспира и Микеланджело (шестнадцатый век). Он стоит на тех высотах, которые господствуют над расами, вершинами и странами.

Такие пламенно закаленные души налагают на действительность печать своей личности вместо того, чтобы испытывать на себе ее влияние. Они дают много больше, чем берут. И если потом, на расстоянии веков, нам кажется, что они лучше всех изобразили свое время, то это потому, что они преобразили его, запечатлели не таким, каким оно было, а таким, каким они его сделали.

Рембрандт Гарменц ван Рейн, то есть Рембрандт - сын мельника Гарменца Герритсзоона ван Рейна и дочери булочника, Нельтген Виллемсдохтер, родился 15-го июля 1606-го года в Лейдене, в городе, сыгравшем героическую роль во время Нидерландской буржуазной революции. Отцу Рембрандта, Гарменцу, было всего четыре года, когда испанцы обложили его родной город, и впоследствии, вспоминая об этой нескончаемой пытке, он уже не мог отделить то, что пережил сам, от того, что запомнил со слов окружающих. Правда ли он, Гарменц, еще ребенком стоял на городских валах и видел, как вся равнина, от укреплений Лейдена до желтоватых вод моря, кишит чернобородыми испанскими солдатами, усеявшими ее гуще, чем мясные мухи кусок падали? Вот солодовые лепешки, на которые перешла семья, доев последний хлеб, он действительно помнил: зубы, облепленные вязким тестом, язык, прилипший к небу, - такие ощущения не выдумаешь, их надо испытать. Вкус же крыс, кошек, собак, дохлых лошадей вряд ли мог остаться у него в памяти - во время осады мать никогда не признавалась домашним, из чего готовит еду, а напротив, усиленно скрывала от них происхождение мяса, которое накладывала в тарелки. Осада длилась полгода; на помощь голоду вскоре пришла чума, и по утрам, вставая с постели, всякий лейденец спрашивал себя, кого из близких недосчитается он сегодня.


Рекомендуем почитать
55 книг для искусствоведа. Главные идеи в истории искусств

«Искусство создает великие архетипы, по отношению к которым все сущее есть лишь незавершенная копия» – Оскар Уайльд. Эта книга – не только об искусстве, но и о том, как его понимать. История искусства – это увлекательная наука, позволяющая проникнуть в тайны и узнать секреты главных произведений, созданных человеком. В этой книге собраны основные идеи и самые главные авторы, размышлявшие об искусстве, его роли в культуре, его возможностях и целях, а также о том, как это искусство понять. Имена, находящиеся под обложкой этой книги, – ключевые фигуры отечественного и зарубежного искусствознания от Аристотеля до Д.


Амедео Модильяни

Есть в искусстве Модильяни - совсем негромком, не броском и не слишком эффектном - какая-то особая нота, нежная, трепетная и манящая, которая с первых же мгновений выделяет его из толпы собратьев- художников и притягивает взгляд, заставляя снова и снова вглядываться в чуть поникшие лики его исповедальных портретов, в скорбно заломленные брови его тоскующих женщин и в пустые глазницы его притихших мальчиков и мужчин, обращенные куда-то вглубь и одновременно внутрь себя. Модильяни принадлежит к счастливой породе художников: его искусство очень стильно, изысканно и красиво, но при этом лишено и тени высокомерия и снобизма, оно трепетно и человечно и созвучно биению простого человечьего сердца.


Цвет в промышленном интерьере

Способности цвета оказывать физиологическое и психологическое воздействие на человека удивительно разнообразны. Так цветовым решениям под силу расширять пространство или, наоборот, делать его более сжатым, компактным. Цветом можно как привлечь внимание, так и замаскировать, спрятать что-либо. Цвет способен и согревать, но и создавать ощущение прохлады, и многое другое. Книга может быть полезна как профессионалам, работающим с цветом, интерьерами, так и широкому кругу читателей, интересующихся воздействием цвета на человека.


Драматургия буржуазного телевидения

Наркотизирующий мир буржуазного телевидения при всей своей кажущейся пестроте и хаотичности строится по определенной, хорошо продуманной системе, фундаментом которой является совокупность и сочетание определенных идеологических мифов. Утвердившись в прессе, в бульварной литературе, в радио- и кинопродукции, они нашли затем свое воплощение и на телеэкране.


Разломанное время. Культура и общество в двадцатом веке

«Разломанное время», последняя книга одного из самых известных историков нашего времени Эрика Хобсбаума, в полной мере отражает оригинальность его критического взгляда, фундаментальное знание истории культуры, структурную четкость и страстную, емкую манеру изложения. Анализируя самые разные направления и движения в искусстве и обществе – от классической музыки до художественного авангарда 1920-х, от модерна до поп-арта, от феминизма до религиозного фундаментализма, Хобсбаум точно определяет поворотные моменты эпох и устанавливает их взаимосвязь. Сочетание левых убеждений и глубинной связи с культурой до- и межвоенной Центральной Европы во многом объясняются биографией Хобсбаума: ровесник революции 1917 года, он вырос в еврейской семье в Берлине и Вене, с приходом нацистов эмигрировал в Великобританию, где окончил Кембридж и вступил в Компартию. Его резкие высказывания нередко вызывали споры и негодование.


Пикассо

В течение первых десятилетий нашего века всего несколько человек преобразили лик мира. Подобно Чаплину в кино, Джойсу в литературе, Фрейду в психологии и Эйнштейну в науке, Пикассо произвел в живописи революцию, ниспровергнув все привычные точки зрения (сокрушая при этом и свои взгляды, если они становились ему помехой). Его роднило с этими новаторами сознание фундаментального различия между предметом и его изображением, из-за которого стало неприемлемым применение языка простого отражения реальности.