Тверская. Прогулки по старой Москве - [4]

Долго еще тот «папаша» питался скудными харчами своих кредиторов и благотворительными сайками, которые обычно подавали к празднику «несчастненьким» сидельцам.

Рядом с «ямой» же располагался и Монетный двор – один из самых важных стратегических объектов старой, а точнее говоря, древней Москвы. Он был построен по приказу Петра Первого в 1697 году с целью чеканить твердую российскую валюту. На первом этаже располагались плавильная, кузнечная и прожигальная палаты, войти в которые можно было только со двора. Даже окна этих производственных цехов были обращены во двор, а не на улицу. Причина этих странностей была не только в засекреченности и особенной охране производства, но и в том, что оно было связано с огнем. Пламя могло вдруг вырваться и в который раз дотла сжечь деревянную Москву.

Во всяком случае, в тех помещениях, которые располагались выше – казначейской, работной, кладовой и двух пробирных палатах были прорезаны отнюдь не маленькие внешние окна.

Новое сооружение стало не только стратегическим объектом, но также и очередным монументальным украшением Москвы. Его фасады были разукрашены резьбой по камню, изразцовым фризом и другими символами роскоши того периода. А над воротами авторы написали о предназначении этого здания: «Построен сей двор ради делания денежной казны».

В девятнадцатом веке производство монет было выведено на окраину Москвы, а здесь разместился трактир, который в народе прозвали «Монетный».

Кроме того, старый Монетный двор использовался под складские помещения охотнорядских продавцов. Владимир Гиляровский вспоминал о том, как санитарная комиссия обследовала этот древний памятник: «Осмотрев лавки, комиссия отправилась на Монетный двор. Посредине его – сорная яма, заваленная грудой животных и растительных гниющих отбросов, и несколько деревянных срубов, служащих вместо помойных ям и предназначенных для выливания помоев и отбросов со всего Охотного ряда. В них густой массой, почти в уровень с поверхностью земли, стоят зловонные нечистоты, между которыми виднеются плавающие внутренности и кровь. Все эти нечистоты проведены без разрешения управы в городскую трубу и без фильтра стекают по ней в Москва-реку».

Но богомольцев, падающих на колени перед Иверской часовней, это не смущало.

Главный сад страны

АЛЕКСАНДРОВСКИЙ САД создавался с 1819 по 1823 год под руководством архитектора О. И. Бове. Раньше на этом месте текла река Неглинка, загнанная перед разбивкой сада в подземную трубу.

Сад возник, что называется, не от хорошей жизни. Здесь когда-то бодро неслись воды речки под названием Неглинка, в устье которой, собственно, и была заложена Москва.

Именно тут, на берегах Неглинки, проходили весьма колоритные масленичные гулянья. Священники сердились: в масленицу народ безумствует. Действительно, мужчины переодевались в женское, а женщины в мужское. Чтобы казаться пострашнее, многие приделывали ко лбу рога, к тулупам – хвосты, мазали щеки углем и выли не по-человечески.

И пугались иностранные туристы. «Во всю масленицу день и ночь продолжается обжорство, пьянство, разврат, игра и убийство, так что ужасно слышать о том всякому христианину», – писал один из них всего две сотни лет тому назад.

Впрочем, главными на масленицу были все же не «убийства» (под которыми, скорее всего, подразумевались всего-навсего традиционные кулачные бои), а катания. В качестве транспорта годилось все, на чем можно было скатиться: сани, салазки, просто лубки, береста… Реже встречались лыжи и коньки, которые и воспринимались как диковинка.

Речка Неглинка была узенькая, неглубокая, а значит, замерзала очень быстро и крепко. На льду резвились конькобежцы, а салазочники сигали с горки – прямо от зубцов Кремлевской стены. Вокруг же в вальяжных санях катались степенные люди.

Среди публики расхаживали разносчики блинов – в теплых тулупах и белых фартуках сверху. Но, как правило, блинами угощались дома – в каждой семье пекли их по своему особому рецепту.

Тут же, на реке Неглинке, носили соломенное чучело – дань языческому происхождению масленицы. Его потом сжигали на костре. Устраивали скоморошеские игры, колядовали. По окончании недели прямо отсюда ездили на кладбище – просить прощения у усопших родственников. У живых людей прощение просили прямо здесь.

Со временем Неглинка обмелела, зацвела и стала заболочиваться. Одна из жительниц Москвы писала: «Около Кремля, где теперь Александровский сад, я застала большие рвы, в которых стояла зеленая вонючая вода, а туда сваливали всякую нечистоту, и сказывают, что после французов в одном из этих рвов долго валялись кипы старых архивных дел из какого-то кремлевского архива».

Все это порядком надоело жителям столицы. И пришлось Осипу Бове, главному архитектору фасадической части Комиссии для строения Москвы, стать садоводом. В результате возник Александровский сад, сразу же пришедшийся по вкусу горожанам. Декабрист и литератор Сергей Глинка рассуждал: «Стены и башни придают новые прелести сей картине. Перед лицом сих древних памятников появляется новый памятник вкуса и образованности. В другом месте были бы сии сады простым английским гульбищем, а здесь сделались они единственными».