Горан остановился у кромки сонного озера. Жизнь разрушена. В Яруге его ожидали лишь ежедневные заботы о полях, огороде, своевременном дожде и ураганных ветрах. Горан взглянул на своё отражение. Печаль глаз делала серую гладь унылой картиной несчастного человека. Над головой пугливо вспорхнули птицы.
«Вот так встреча!» – задиристый голос обрушился наигранным смехом.
Горан очнулся от раздумий. Повернул голову. С бугорка по грязи к нему шагали трое подростков. Он с трудом узнал в них повзрослевших ребят, с которыми когда-то ходил в школу. Погодки братья Тукановы и широкоплечий Улакач. Чёрные волосы, смуглые лица. Крестьянские работы закалили в них дюжую силу. Коренастые фигуры напоминали мешки, что катились сбить его с ног.
Горан покосился на своё пустое лукошко, затем робко отошёл от воды.
– Мы тебя сразу узнали, – произнес Улакач, останавливаясь. На его широком теле чернел меховой тулуп. Широкие штаны свисали с высоких сапог. – Тощий зяблик. Тебя, видать, не кормили в граде?
Кудесник осмотрелся, выискивая пути к отступлению. Братья стояли по бокам от него, потирая кулаки. Недоброе предзнаменование, но он надеялся договориться.
– Аппетитом вы всегда отличались.
Братья переглянулись, взвешивая хмуро: льстит или насмехается? Глаза, нос, губы умещались на их круглых лицах с маленькими подбородками по центру, словно на блюдцах.
Улакач, сын коваля, сговорчивостью отличался слабо. Горан должен был понимать это, когда пять лет назад обманом убедил злопамятную троицу пойти с повинной к управителю селения. За краденые арбузы их отчитывали прилюдно, а дома задали трепки. Горан тогда проучил обидчиков за тумаки и насмешки, но сегодня усомнился в оправданности наказания.
– И как? – ухмыльнулся приземистый Йом. – Вспорхнул в твердыню грёз?
Братья рассмеялись, наблюдая за безропотной жертвой. Горан молчал, исподлобья погладывая на мальчишек, в общем труде с которыми судьба теперь распорядилась ему вырасти и состариться. Малым ребёнком он намеревался оседлать одного из дозорных Замка Воителей, орлиноподобного Луту, и прилететь в Яругу с волшебным значком стражей Алефы на груди. Сейчас Горан стоял в старой безрукавке деда поверх поношенного костюма, и под ключицей его синела неровная латка.
– Надо ему помочь, парни. – Улакач опустил свою тяжелую ручищу на плечо Горана. – Тяните его к срыв-камню.
Горана толкнули в спину. Он качнулся, но с места не сдвинулся.
– Упрямишься? – Улакач щурил узкие глаза, нервничая в предчувствии сопротивления.
– Вам троим неприятности ни к чему. Напакостите, а потом Йом обо всём расскажет родителям. – Младший из братьев прервал увещевания Горана возгласом. Кудесник развел руки в стороны. – Вы и в прошлый раз не хотели меня избивать, – невозмутимо уверял в обмане, оглядывая Тукановых, – но Улакач решил доказать бесстрашие. – Нире, вспомни, как ты отговаривал, как мудро предвидел последствия. И та кража… Арбузы вообще зелеными оказались – спор людям на смех. А я разбудил в вас совесть. Ваше покаяние затмило омерзительность воровства. И вообще, – храбрел кудесник в выдумках, – вы всегда восхищались моим талантом убеждать людей. Зависть – побочный эффект тугодумия…
Удар в живот заставил Горана согнуться пополам. Руки ему заломили, крепко связали за спиной ремнем.
– Мы во всеоружии. Твои россказни на этот раз не сработают, окудник.
Морщась от боли, Горан посмотрел на лицо высокорослого Нире, уши которого скрывала треугольная шапка – из отворота ее торчало золотистое перо альтурга. Два похожих маховых пера белели в нагрудных карманах Йома и Улакача. Оперение альтурга – броня против магии.
– Где вы достали их?
Полнощекое лицо Нире ухмыльнулось, выпячивая неровный зуб:
– Взяли у лесного отшельника.
– Бахаря?
– Старого тюфяка.
Улакач отвесил Горану подзатыльник, и мальчишки со смехом повели пленника вдоль озера.
У воды трава зеленела весенней свежестью. Ветер шумел над головами, беспокоя листву. Стволы деревьев плыли жердями вольера. Начались камни. Карабканье вверх. Горан спотыкался, ругая себя за неосмотрительность и беспомощность. Ранее смелость крепла на особом таланте – заставлять людей считать его слова собственными воспоминаниями. Редкий дар не единожды спасал его от неприятностей, но сегодня хитрость сельских мальчишек обезоружила кудесника.
Глумливые шутки конвоиров в мыслях Горана раздувались смиряющими угрозами. Он опять споткнулся. Нире потянул его за шиворот безрукавки, но ноги подвели – Горан упал во влажные листья папоротника. За спиной твердел горб срыв-камня – наивысшей точки леса и всей Яруги.
Срыв-камень венчал восточную окраину озера гигантским рогом. За ним, словно за предводителем воинства, росли из земли каменные столбы – на сотню верст серела гудящая полоса без единого деревца. На срыв-камень не садились птицы, он не обрастал растениями. Гиблое место. Полвека назад здесь казнили преступников Яруги, осужденных как сообщников крадушей.
Горан отполз от обрыва. В воде темнели острые глыбы озёрной пасти.
– Тебе не следовало возвращаться, – произнес Улакач. – Чернолесье вновь голодно выло.
– Ага. – Йом навис над пленником, скрещивая руки. – Мы видели, ты плелся из ведьминой пучины утром.
