Твердая рука - [2]

— Господи, на кого я похожа!

Я обратил внимание, что у нее трясутся пальцы и она не в силах развязать узел. Наконец она с негромким стоном вытянула шею, схватила шарф и сорвала его с головы. Вместе с шарфом слетел и парик с черными кудрями. Она тряхнула копной каштановых волос и сразу превратилась в Розмари Каспар, звавшую меня Сидом добрых пятнадцать лет.

— Боже мой, — повторила она, положила темные очки в сумку и достала бумажную салфетку, чтобы стереть излишки помады. — Мне нужно было прийти, мне нужно было прийти.

Я наблюдал за ее дрожащими руками и прислушивался к срывающемуся от волнения голосу. Я подумал, что видел немало людей в подобном состоянии с тех пор, как на меня обрушились невзгоды.

— Может быть, вы что-нибудь выпьете? — предложил я, зная, что она в этом нуждается. Увы, мой спокойный вечер у телевизора был загублен, и я мог только вздохнуть. — Виски или джин?

— Джин… тоник… что угодно.

Она не стала снимать плащ, проследовала за мной в гостиную и бессильно рухнула на диван, словно ее перестали держать ноги. Я поглядел ей в глаза, выключил звук у телевизора и налил полный бокал джина.

— Прошу, — проговорил я, подав ей бокал. — Итак, в чем проблема?

— Проблема! — она вспыхнула от возмущения. — Это куда серьезней.

Я налил себе джина и уселся с бокалом в кресло напротив нее.

— Я видел вас издали сегодня на скачках, — сказал я. — Проблема связана именно с этим?

Она отпила большой глоток.

— Да, черт возьми, связана. А иначе с какой стати я бы прокралась чуть ли не ночью в твою проклятую квартиру, напялив этот гнусный парик, если спокойно могла подойти на скачках?

— Ну, и почему же?

— Потому что я меньше всего на свете хотела, чтобы меня видели говорящей с Сидом Холли.

В далеком прошлом я пару раз ездил на лошадях ее мужа. В те времена, когда был жокеем: достаточно легким для скачек флэт,[1] но недостаточно опытным для стипль-чеза.[2] В те времена — еще до успехов, славы, падений, сломанных рук и прочего — с жокеем Сидом Холли она всегда могла заговорить на людях. Но к Сиду Холли, недавно ставшему чем-то вроде частного детектива, она явилась в темноте, дрожа от страха.

Наверное, ей сейчас сорок пять, предположил я, впервые задумавшись о возрасте Розмари и поняв, что, хотя я был знаком с ней много лет, никогда пристально не вглядывался в черты ее лица. Ее строгая элегантность всегда производила на меня сильное впечатление. Немного восточные линии бровей и век, маленький шрам на подбородке, заметные морщины, сбегавшие от крыльев носа, показались мне чем-то новым.

Внезапно она подняла голову, широко раскрыла глаза и принялась внимательно изучать меня, словно тоже никогда раньше не видела. Я догадался, что ей пришлось многое переосмыслить. Я больше не был молодым парнем, которого она резким тоном наставляла, как вести себя на скачках. Теперь она начала относиться ко мне как к равному и пришла посоветоваться в трудной ситуации. Я уже привык к тому, что на меня стали смотреть по-новому, считать зрелым и деловым человеком. Иногда я сожалел об этом, но сознавал, что пути назад нет.

— Все говорят, — неуверенно произнесла она, — я имею в виду… в прошлом году я постоянно слышала… — она откашлялась, — что ты в этих делах здорово разбираешься. Но я не знаю… Я пришла к тебе, и это не имеет значения… Я хочу сказать… что ты жокей.

— Бывший, — уточнил я.

Она бросила неопределенный взгляд на мою левую руку, но воздержалась от комментариев. Ей было известно все.

— Почему вы не скажете мне, что вам нужно? — недоуменно проговорил я. — Если я не смогу помочь, то отвечу вам прямо.

Мысль о том, что я не смогу помочь, вновь вывела ее из душевного равновесия, и ее нервная дрожь усилилась.

— Мне не к кому больше обратиться, — пояснила она. — Я никому не доверяю. А ведь я должна верить… должна. Обещай мне, что сделаешь все, о чем тебя попросят.

— Я не сверхчеловек, — возразил я. — Но выведать кое-что, наверное, смогу.

— Ладно. Боже мой. — Она допила джин, и бокал зазвенел, ударившись о ее зубы. — Я надеюсь на Божью помощь…

— Снимите плащ, — предложил я. — Выпейте еще джина. И расскажите все по порядку.

Она поднялась, словно в трансе, расстегнула пуговицы, сбросила плащ и снова села.

— Не знаю, с чего начать.

Розмари взяла полный бокал, подняла его и прижала к щеке. Я обратил внимание на ее кремовую шелковую блузку, видневшуюся из-под кашемирового свитера цвета ржавчины, массивную золотую цепь и хорошо сшитую черную юбку наглядные свидетельства материального благополучия.

— Джорджа пригласили на обед, — сказала она. — Мы собираемся переночевать в Лондоне. Он думает, что я пошла в кино.

Ее муж Джордж считался одним из трех лучших английских тренеров скаковых лошадей и, вероятно, одним из десяти лучших в мире. На всех ипподромах от Гонконга до Кентукки к нему относились как к профессионалу высочайшего класса.

Он жил в Ньюмаркете, окруженный поистине королевскими почестями. Когда его лошади выигрывали Дерби, Триумфальную Арку, Вашингтон Интернэшнл, это никого не удивляло. Год за годом в его конюшне собирались элитные образцы мировых пород, и любой владелец гордился, когда его лошади удавалось туда попасть. Еще бы, он сразу обретал определенный статус. Ведь Джордж Каспар мог отказать всякой лошади и всякому человеку. Ходили слухи, что с женщинами он был сговорчивее, и если проблема Розмари состояла именно в этом, то я никак не мог ей помочь.