Твердая Рука - [95]

– Пусть так; я дам вам возможность стать честным человеком в вашем понимании этого слова.

– Ко это будет вам дорого стоить! – вызывающе продолжал Кидд. – У меня ведь большие запросы.

– Я так и полагал, но это неважно. Послушайте, в Калифорнии у меня имеется асиенда. Я готов подарить ее вам.

– Гм… – промычал Кидд, презрительно выпятив нижнюю губу. – Какая-нибудь захудалая асиенда, а?

– Напротив, огромная, с большими стадами рогатого скота, с отарами овец, с табунами диких лошадей; к тому же она расположена вблизи моря.

– Это уже кое-что, не спорю; но это все же еще не богатство.

– Подождите!

– Жду.

– В придачу к асиенде я отсчитаю вам кругленькую сумму в сто тысяч пиастров золотом.

У бандита закружилась голова.

– Как! – вскричал он и, побледнев от радости, вскочил, словно кукла на пружине. – Как вы сказали – «сто тысяч пиастров»?

– Да, повторяю, сто тысяч пиастров, – подтвердил сенатор, внутренне удовлетворенный произведенным эффектом. – Как думаете, вам достаточно будет этих денег, чтобы стать порядочным человеком?

– Я думаю! Vivo Cristo!

– От вас зависит, чтобы все это претворилось в жизнь в ближайшие восемь дней.

– А, понимаю! Есть одно условие? Карай! Я откажусь от него лишь в том случае, если оно окажется невыполнимым.

– Вот это условие. Слушайте меня внимательно.

– Карай! Как не слушать! Асиенда и сто тысяч пиастров! Я еще не сошел ума, чтобы отказаться от такой милости судьбы.

– Прежде всего не мешать осуществлению моих планов, дать мне жениться на донье Марианне и в день свадьбы вручить мне записку, которую нашли на том несчастном… убитым своим слугой.

– Прекрасно. И это все?

– Нет. Я требую, чтобы вместе с запиской вы дали мне неопровержимое доказательство, что на этот раз этого человека нет уже в живых.

– Карай! Это не так просто.

– А уж это меня не касается. Выкручивайтесь как знаете.

– Справедливое замечание. А срок какой?

– Восемь дней.

– Боже праведный! Восьми дней, пожалуй, будет маловато. Нелегко убить такого человека!

– Да, но, когда он станет мертвецом, вы станете богачом.

– Я знаю и принимаю в расчет это соображение; а все же Это слишком трудное дело. Я рискую своей шкурой.

– Соглашайтесь или отказывайтесь; третьего выхода нет.

– Соглашаюсь, соглашаюсь! Никогда в жизни мне не представится больше такого случая стать честным человеком!

– Значит, решено?

– Решено!

– Отлично! Теперь о другом. Вы ведь можете еще пере думать и попытаться предать меня…

– Как вам не стыдно, сеньор!..

– Как знать, всякое бывает… Ну так вот, для пресечения возможной измены вы подпишете мне сейчас же документ, в котором будет подробно изложен весь наш уговор.

– Карай! Это очень опасно.

– Верно, но не только для вас, а и для меня; ведь там будут изложены и мои требования.

– Но если существование такого документа будет одинаковой уликой против нас обоих, зачем вообще его писать?

– А вот для чего. Если вам взбредет вдруг в голову мысль предать меня, вы не сможете этого сделать, не погубив и себя вместе со мной. Я надеюсь, что это обстоятельство несколько обуздает вас и заставит одуматься, если такая шальная мысль зародится в вашей голове.

– Вы не доверяете мне?

– А вы мне?

– Это другое дело, я ведь бедняк.

– Пора кончать: либо вы принимаете мои условия, либо отвергаете их, и тогда исключается всякая возможность сделки между нами.

– Напрасно вы разговариваете со мной в таком тоне, ведь я могу еще пустить в ход известную вам записку!

– Не посмеете!

– Я не посмею?! А почему же?

– Если бы вы могли воспользоваться этой запиской, вы бы сделали это давно. Не знаю что, но что-то вам мешает. Я слишком хорошо вас знаю, слишком высокого мнения о вашей сметливости, чтобы сомневаться в этом. Послушайте меня, Кидд: не пытайтесь больше пугать меня этой запиской, словно пистолетом, приставленным к горлу, – все равно из этого ничего не выйдет. Поторопитесь лучше принять те блестящие предложения, которые я сделал вам. Так будет лучше.

– А, будь по-вашему! Придется мне уступить, раз уж вы так настаиваете. Но вы должны согласиться, что ставите меня в тяжелое положение.

– Нисколько! Вы ошибаетесь, сеньор, просто я принимаю свои меры предосторожности, только и всего.

Бродяга думал об этом иначе, но сто тысяч пиастров сделали свое дело. Соблазн был велик, и Кидд, подавив вздох, не стал больше препираться и согласился на все. Дон Руфино тотчас же стал набрасывать на бумаге условия уговора между двумя сообщниками. Хотя сенатор и отдавал себе отчет в том, что это преступное соглашение, попади оно в руки правосудия, может погубить их обоих, дон Руфино все же надеялся, что с помощью этого своеобразного дамоклова меча он сумеет держать бандита в страхе и повиновении. Сенатор писал, а бандит, стоя за его спиной, впивался глазами в каждое слово. Кидд опасался, как бы сенатор не надул его, а у самого уже копошились в голове мысли о том, как бы уклониться от этой страшной сделки… Только бы получить деньги, а там уж он придумает, как погубить того, кто навязал ее ему. Мы не решимся утверждать, что со своей стороны дон Руфино не думал о том же.

Наконец сенатор кончил писать этот странный документ о преступном сообществе двух людей, документ, приковавший их друг к другу крепче любой цепи.