Твари в пути - [21]

А между тем, неспешно беседуя, они выехали из леса и оказались в просторной долине. По обеим сторонам тянулись залитые солнцем огненно-рыжие холмы, а убегающая вдаль дорога терялась где-то впереди, в очередном распадке.

— Вот вы говорите, мой юный друг, — прищурился старый рыцарь, — что во всем следуете своему кодексу. Но так ли это, и возможно ли ко всем жизненным случаям применить один-единственный свод закостенелых правил?

Вопрос прозвучал для Джеймса несколько неожиданно — он-то полагал, что данную тему они закрыли еще вчера.

— Конечно, сэр, — тем не менее, ответил молодой рыцарь, не ожидая подвоха. — Долг каждого истинного паладина — почитать кодекс выше собственной жизни и следовать ему всегда, иначе как можем мы именоваться святыми воинами и носить шпоры? Тому, кто не чтит кодекс, скорее подойдут борона и плуг, чем рукоять меча и копейное древко.

— Даже шуты не смешат так, как смешит детская наивность, — поморщился старик. — Мальчишка из ордена мальчишек! Безнадежный идеалист, даже не пытающийся рассуждать. Признаться, я полагал, что подобные невежды перевелись еще в далекие времена моей молодости, и их обглоданные кости давно белеют по обочинам трактов.

Старик очевидно уже прекрасно изучил, как задеть своего молодого спутника.

— Вы… — вскинулся Джеймс. — Знайте, что я не потерплю насмешек над святыми братьями…

— Уж не теми ли, без сомнения, достойными рыцарями, что изгнали вас из зала конклава? — ехидно уточнил сэр Норлингтон. — Не теми ли, кто отвернулся от своего великого магистра, не успела осесть пыль от подков его коня?

— Сэр, не все братья такие, — только и нашелся, что ответить на это Джеймс, — орден не заканчивается на предателях и малодушных.

— Вот я и говорю: думайте! — Сэр Норлингтон внимательно посмотрел на спутника — проняло или нет? — Нет ничего более бездумного, чем служить не человеку, не стране, не даже себе самому, но — догме. Догме, которая полагается ответом на любые вопросы и решает за тебя, кто виноват, а кто прав. Которая слепо делит людей на страждущих праведников и ждущих удара меча негодяев, не позволяя заметить, что все не так просто. Которая изжила себя еще три сотни лет назад и в которую не верили даже те, кто ее писал.

— Вы говорите такое про паладинский кодекс? Но… вы же сами рыцарь!

— Был им, — поспешил уточнить старик. — Осталась лишь привычка именоваться, да и та дырява, словно изрешеченная стрелами кольчуга. Я полагаю, что любой, в особенности тот, кто берется судить, помогать, карать и щадить, должен иметь голову на плечах. И не только для того, чтобы носить на ней шлем.

— Но до сей поры следование кодексу не вызывало у меня вопросов, сэр Норлингтон, — заупрямился Джеймс. — Благодаря кодексу и тем, кто оставался верен его заветам, была выиграна война с некромантами Умбрельштада.

— Насколько я могу судить, война, как вы говорите, была выиграна потому только, что некроманты Умбрельштада по какой-то своей причине не планировали уничтожение Ронстрада — у них были свои непонятные непосвященным цели, и нападение на Элагон и Дайкан — всего лишь части более масштабного плана. Иначе сейчас все королевство лежало бы в руинах, а ваш наивный скелет ни за что не хотел бы внимать наставлением моего мудрого и просвещенного скелета.

— Я не собираюсь спорить, — сказал Джеймс. — Но я считаю иначе…

— О, еще бы. Один хорошо знакомый мне сквайр в молодости также был романтиком, любителем пыльных баллад и изживших себя высокопарных законов, — тяжело вздохнул старик, — пока однажды не случилось то, что разбило его веру в любые непреложные истины. Странствуя по тогда еще молодому Ронстраду, он стал свидетелем некоей сцены, произошедшей на тракте. Несколько весьма непритязательного и неблагонадежного вида человек тащили мешок. В мешке, судя по крикам и неистовому дерганью, а также по голым женским ногам, торчащим из него, была несчастная, похищенная мерзавцами. Наш будущий рыцарь велел им остановиться и опустить мешок на землю, но негодяи ответили отказом. Они велели ему убираться прочь, не лезть не в свое дело и не мешать исполнять им благое дело. Тогда сквайр поинтересовался, что же это за такое благое дело, и один из них, самый мерзкий, обладатель лживой ухмылки и бегающих глаз, заявил, что они поймали хитрого тролля и несут его к магу, который живет неподалеку в своей башне, и он, мол, разберется с тварью по-своему. Женщина меж тем вопила и молила помочь ей! И чем дольше она билась, тем сильнее хмурился сквайр, и тем заметнее нервничал этот сброд. Будущий рыцарь велел негодяям открыть мешок, чтобы он смог убедиться в том, что там действительно тролль. Те косились на своего мерзкого главаря, с каждой секундой ситуация накалялась все сильнее, и вдруг главарь отступил и кивнул своим людям. Те нехотя опустили мешок на землю, выставили перед собой ножи и дубины. Один из них развязал тесемки. Мешок спал, и из него выползла растрепанная, заплаканная молодая и довольно красивая женщина с исцарапанным лицом и изрезанными руками. Она выглядела истерзанной и несчастной и была совершенно обнажена. Сквайру стало невероятно жаль бедняжку, и он впал в справедливую ярость. Он поднял меч и двинулся на негодяев, но их главарь закричал: «Гляди! Гляди! Хвост!». Сквайр замер. И только тогда заметил, что женщина поджимает под себя, пытаясь скрыть его, длинный хвост, похожий на коровий. Будущий рыцарь открыл рот от удивления и опустил меч. Это действительно была троллиха. И в этом не могло быть сомнений, ведь он был научен о красивых женщинах с хвостами, которые порой выходят из леса или спускаются с гор и приходят на ярмарки, чтобы украсть человеческих детей и для прочих мерзостей. Она плакала и вопила, тянула к нему свои руки, косилась на чащу по левую сторону тракта, но ее быстро засунули в мешок обратно. Эти люди сказали ему правду: они действительно изловили монстра. Сквайр отпустил их и пожелал доброй дороги. Скажите мне, Джеймс, он поступил правильно?