– А кому ты можешь не понравиться? – снова усмехнулся Виктор, разливая виски по стаканам. – Ноги, правда, немного тонковаты, но ты же знаешь, на вкус и цвет…
– Но ты меня не любишь и не хочешь. – Она не дала ему свернуть в сторону, продолжая гнуть свою, уже вполне понятную, линию. – И Катарину тоже, хотя у нее как раз и ноги полные и грудь больше моей. Ты любишь кого-то другого… За что?
– А хрен его знает, – честно признался Виктор, вновь припомнив свою первую встречу с Лисой. – Потому я тебя и спросил. Прозит!
– Прозит! – Ольга отсалютовала ему стаканом и отпила немного виски.
– Так за что же она любит Черта?
– Возможно, – осторожно ответила Ольга, возвращая стакан на стол. – Он произвел на нее сильное впечатление.
– Согласен, – кивнул Виктор. – Мужик он неординарный, во всех смыслах. Но не мазохистка же она!
– Нет, – Ольга загасила окурок в пепельнице и снова посмотрела в глаза Виктору. – Во всяком случае, я этого за ней не замечала, но зато Катарина очень романтична. Когда он был без сознания, она заглянула в его записную книжку.
– И? – Подался вперед Виктор, ощущая отчаянную уверенность, что сейчас услышит ответ на свой вполне идиотский вопрос.
– Черт пишет очень красивые лирические стихи. Неожиданно, правда?
– Нехорошее какое-то чувство, – Рэйчел поправила перед зеркалом грим на веках и улыбнулась отражению Кайданова. – Прямо, как тогда.
– Как тогда не будет, – твердо ответил Герман и смягчил жесткость интонации ответной улыбкой.
"Как тогда не будет" – это он решил твердо. Что бы там ни случилось, Рэйчел он вытащит, или они умрут вместе, но брать с собой прикрытие он не будет. Они шли на встречу с Лисой и Виктором, а не на войну. И как бы он ни относился к Рапозе и Иакову, предательства он от них не ожидал и, соответственно, не хотел унижать – ни их, ни себя – недоверием. А там, будь, что будет, и, если Рэйчел опять "ухватила опасность за хвост", то так тому и быть. Ведь знать наверняка, что это за опасность и от кого исходит, они не могли, а у самого Кайданова, несмотря ни на что, на душе было ясно и даже неожиданно весело, и предчувствие удачи – неизвестно, правда, какой и в чем – бродило в крови.
"Предчувствие или знание?" – Но вот ответа на этот вопрос он не знал, зато ему хорошо было известно другое: он был влюблен, и он был счастлив.
Поставив машину на стоянке перед отелем, Лиса выключила мотор и совсем уже собралась киношным жестом "выставить наружу ножку", тем более что теперь ей уж точно было что и откуда выставлять. Но еще раньше, чем она успела это сделать, подчиняясь какому-то до конца неосознанному, но оттого не менее властному чувству, Лиса неожиданно для самой себя "шагнула в сторону". "Отойти в сторону" – так называла она теперь состояние распределенного сознания, когда оказывалась как бы в двух мирах сразу: физическом, где пребывало ее новое тело, неторопливо покидавшее сейчас дорогущий, как реактивный истребитель, Ламборджини, и ментальном, где всегда холодно и темно, но где Лиса чувствовала себя в полной безопасности. Получалось это у нее теперь, на шестой день экспериментов, не просто легко и непринужденно, но часто, как, например, сейчас еще и спонтанно, а то и непроизвольно. И причин такому положению вещей было несколько. Во-первых, как быстро выяснилось, расщепление сознания зверски выматывало только в начале, потому, вероятно, что Лиса не знала тогда, что и как делает. Однако, как только разобралась, все сразу же пошло, как по маслу, при том не только в смысле легкости, но и в смысле рациональности, если так можно выразиться.
А во-вторых, опыт великий учитель, особенно, когда других нет. И Лиса быстро осознала, что "живую", неразрывно связанную с эмоциональной сферой и интуицией часть свого сознания лучше всего прятать в "нигде и никогда". Там эта сумбурная и не вполне уравновешенная "личность" была в полной безопасности, потому что разглядеть ее было невозможно. Зато сама она оттуда все видела – пусть и не совсем так, как видели глаза Лисы, находившиеся в распоряжении второй половины сознания – и все чувствовала, через "платочек", разумеется, как детский поцелуй, но зато с той степенью незримой силы, которая превращала Лису в настоящую "хозяйку морскую". Зато в мире живых оставалась несколько суховатая, правильная, как брошюра по технике безопасности, и неробкая часть сознания, которую невозможно было заподозрить в отсутствии цельности, и которая не ошибалась и не пугалась, являясь к тому же технической пустотой для любого мага, хотя таковой на самом деле и не являлась.
В принципе, особой необходимости во всем этом декадентстве сейчас, вроде бы, не было. Никакой опасности Лиса не чувствовала и не предполагала, и уж, тем более, не предвидела. Дело, однако, заключалось в том, что при всем своем желании, Лиса просто не успела еще в достаточной степени изучить "их нравы" и была, поэтому, вынуждена "считывать" всю необходимую ей информацию прямо "с листа", вынимая из памяти окружающих или "отгадывая" их ожидания относительно себя в режиме реального времени. Как, например, входят в такой вот ресторан
