Тварь у порога - [8]

Хуже всего было то, что с каждым разом Айзенат удерживала его все дольше и дольше. Эта женщина словно интуитивно ощущала в нем смесь хорошо организованного интеллекта и слабой воли, и настанет такой день, когда она окончательно вытеснит мужа из его телесной оболочки и исчезнет с его телом — исчезнет, чтобы стать великим магом, вроде ее отца, тогда как самому ему придется до конца своих дней томиться в том женском обличье, которое нельзя было даже назвать по-настоящему человеческим телом.

Узнал Эдвард и про существование некоей, якобы чужеродной и пагубной «иннсмаутской крови». Получалось так, что много лет назад жители этого мрачного города вели какую-то торговлю с существами из моря. «Это было ужасно… — сбивчиво говорил Дерби, — старый Эфраим — он знал их секрет, и, когда состарился, сотворил нечто чудовищное, чтобы остаться живым — он хотел жить вечно — а за ним последует Айзенат — один удачный эксперимент уже был проведен!..»

Пока Дерби говорил все это, я повернулся и внимательно присмотрелся к нему, желая проверить, насколько верным оказалось мое предыдущее, хотя и весьма поверхностное наблюдение. Как ни странно, сейчас он выглядел даже лучше, чем обычно — вид у него был более решительный, по-настоящему взрослый, причем в нем не чувствовалось даже намека на ту вялость, которая являлась следствием его прежней праздной жизни. Создавалось впечатление, что впервые за всю свою изнеженную жизнь он почувствовал себя по-настоящему активным, достаточно опытным человеком, и я невольно подумал, что неведомая мне темная сила Айзенат и в самом деле тем или иным образом ввергла его в круговорот хотя и непривычной, но весьма активной деятельности.

И все же рассудок Эдварда в данный момент пребывал в довольно шатком, явно разбалансированном состоянии, поскольку он без конца болтал всевозможные дикости и явно преувеличивал, говоря о своей жене, черной магии, старом Эфраиме, и о грядущих откровениях, которые, по его словам, убедят даже меня. Он повторял имена, которые были мне знакомы по страницам старинных запретных книг, и иногда действительно заставлял меня невольно вздрагивать от осознания определенной логической последовательности и убедительного мифологического обоснования на первый взгляд бессвязного бреда. Наконец Эдвард сделал долгую паузу, словно намереваясь набраться смелости перед каким-то окончательным и самым ужасным сообщением.

— Дэн, Дэн неужели ты его не помнишь — дикий взгляд и нечесаная борода, которая так никогда до конца и не поседела?! Как-то раз он глянул на меня, и с тех пор я никогда не забывал тот взгляд. А сейчас она смотрит на меня так же… И я знаю почему!.. Он обнаружил это в «Некрономиконе» — формулу! Я не в силах пока назвать тебе конкретную страницу, но когда сделаю это, ты сам прочитаешь и все поймешь. Вот тогда ты действительно поверишь и поймешь, что именно меня засосало. Снова и снова, снова, снова и снова — от тела к телу, и опять к телу — он собирался жить вечно! Сияние жизни — он знает, как разорвать связь… она может теплиться еще некоторое время уже после того как само тело умерло. Сейчас я кое о чем тебе намекну, и ты, возможно, сам догадаешься, что к чему. Послушай, Дэн, ты знаешь, почему моя жена всегда с таким трудом пишет своим наклоненным в другую сторону почерком? Тебе никогда не доводилось видеть записи, сделанные рукой старого Эфраима? Хочешь узнать, почему я всегда вздрагиваю, когда вижу поспешные записи, сделанные рукой Айзенат?

Айзенат, а существует ли вообще такой человек? Откуда пошли эти полуслухи-полунамеки на то, что в желудке старого Эфраима после его смерти якобы был обнаружен яд? Почему Джилмэны перешептывались о том, как он кричал — словно испуганное дитя, — когда уже сошел с ума, и Айзенат заперла его тогда в мансарде с обитыми стенами, в которой уже находились… другие? А не была ли там уже заперта душа старого Эфраима? И вообще, кто в ком заперт? Почему этот старик с такой настойчивостью месяцами выискивал кого-то такого, у кого был бы светлый ум и слабая воля? Почему он сыпал такими проклятиями по поводу того, что его дочь не уродилась мальчиком? Скажи мне, Дэниель Аптон, какая дьявольская подмена была совершена в том ужасном доме, где в руках и на полную милость этого чудовища было оставлено столь доверчивое, слабовольное, получеловеческое дитя? Не сделал ли он эту подмену постоянной, необратимой — как теперь уже сама она хочет в конце концов поступить со мной? Скажи, почему это существо, которое называет себя Айзенат, оставаясь наедине с самой собой, пишет так, что совершенно невозможно отличить ее почерк от…

А потом произошло нечто. Голос Дерби возвысился до тонкого, ужасного вопля, а затем оборвался почти механическим щелчком. Я вспомнил про те случаи у меня дома, когда его повествования внезапно обрывались — когда мне начинало казаться, будто в нашу беседу вмешивалась темная, телепатическая сила Айзенат, которой хотелось заставить его умолкнуть. На сей раз было что-то похожее, но все же отличное от предыдущего, и определенно более ужасное. На какое-то мгновение лицо сидящего рядом со мной человека исказилось до неузнаваемости, тогда как все тело сотрясла резкая конвульсия, как если бы кости, органы, мускулы, нервы и железы его организма стали перестраиваться, занимая совершенно иное расположение и превращая его самого в совершенно иную личность.