Журналистика корыстная, льстивая, агрессивная, хотя многие и считают ее таковой, по сути, изменяет своей природе.
Выходя на экран и принимая то или иное решение, документалист обязан взвесить все возможные «за» и «против», всякий раз отвечая себе заново на вопросы:
— не буду ли я завтра испытывать чувство стыда за слова, произнесенные мною в эфире сегодня?
— смогу ли я после передачи взглянуть в глаза своему герою?
— не даю ли я зрителям повод понять меня не в том смысле, который вкладываю в свой текст?
— касаясь криминальных сюжетов, не позволяю ли я себе нена-меренно героизировать и романтизировать преступления?
— всегда ли в ситуации выбора я действую безотносительно к личному интересу и личной пользе?
— не выступаю ли невольным /а тем более сознательным/ по-средником политических интересов, которые вынуждают меня от-давать предпочтение одной социальной группе в ущерб другой?
— не оказываюсь ли я орудием пропаганды или даже носителем клеветы, пускай это происходит и неосознанно?
— совпадает ли мое поведение с моим представлением о поря-дочной журналистике, а представление о порядочной журналистике с моим пониманием честности и достоинства?
Такие этические ценности, как порядочность и достоинство — однозначны. Журналист ангажирован только ими. В этих случаях его зависимость абсолютна, как присяга солдата или клятва врача.
Библейская заповедь — не поступай по отношению к ближнему так, как ты не хотел бы, чтобы поступали с тобой — остается первой статьей в этическом кодексе журналиста.
