Тузы и их шестерки - [29]

— Потерпите. И ногой не дергайте, — посоветовал он. — Если вы хотите уйти от меня с вылеченной конечностью, сидите и не дергайтесь.

— Я буду стараться. Сколько это займет у вас времени?

— Торопитесь?

— Можно и так сказать.

— Посидите еще минут пятнадцать. После этого можете продолжить свою беготню.

На прощание доктор протянул мне два одноразовых шприца с какими-то составами.

— Что это?

— Вот этот, побольше — это на тот случай, если станет совсем невмоготу от боли. Вколите себе в ягодицу. Вот этот, поменьше, с маленькой иглой, — местное обезболивающее. Вы в достаточной степени профинансировали операцию. А я не люблю быть в долгу.

— Спасибо, — поблагодарила я, пряча шприцы в карман пиджака.

— Вид у вас неважный, — окинул он меня взглядом и остановился на юбке. — Может, в брюках удобнее будет?

Я немедленно согласилась. Он принес мне старые джинсы. Я даже не просила его отворачиваться, а он и не отвернулся. Переоделась, поблагодарила за помощь и вышла с сумкой в ночь.

По словам доктора, действие обезболивающего кончится часа через два. После этого нога заболит снова. А пока можно не волноваться за то, что боль постоянно будет напоминать о себе.

Я припомнила карту Верескова. Как же мне добраться теперь до молкомбината? Я без труда определила направление, но вот сколько мне топать — этого я не могла сказать. Как ни крути, все равно идти меньше пяти километров. Городок небольшой, и заблудиться здесь невозможно.

Я шла темными улочками, опасаясь наткнуться на милицейский патруль. Вся местная милиция, конечно, оповещена о том, что по городу разгуливает одинокая злая женщина с оружием. Мне бы не помешало позвать на помощь, но откуда звонить по межгороду? Заходить в какое-нибудь учреждение и просить разрешения — это означало светиться, чего мне делать не хотелось.

К тому же через сколько времени Гром сможет перебросить сюда людей? Через час? Через два? Может быть, через сутки? А между тем семейная пара в руках местной мафии.

Старенькие джинсы пришлись мне впору и абсолютно не мешали ходьбе. Хотя я поначалу ожидала, что к чужим джинсам какое-то время надо будет привыкать. А эти — нет. Надела и пошла, как будто для себя покупала.

Меньше чем через час я подошла к забору молкомбината. Территория этого предприятия была небольшой, и я, прежде чем перелезать через забор, обследовала весь периметр. Вряд ли здесь стоят датчики движения и вообще какая-нибудь сигнализация. Это же не государственная граница в конце концов.

В тени одного из домов, стоящих по соседству с молкомбинатом, я поставила на землю сумку и расстегнула ее. Два ствола. Решила взять один. Ни к чему таскать на себе лишнюю тяжесть. Кроме этого, у меня есть штык-нож, дозиметр, два шприца с обезболивающим.

Я закинула автомат на плечо и посмотрела на фонари, которые предательски освещали подступы к молкомбинату. Для того чтобы приблизиться к забору, мне надо было пересечь дорогу. Сейчас по ней не ездили машины, и это было замечательно.

Я почему-то была уверена, что Мирскова держат именно на молкомбинате. А куда их еще могли бы увезти, я понятия не имела. Посмотрела по сторонам — ни машин, ни людей, лишь только эти проклятые фонари.

Вдох-выдох, вдох-выдох, и вот я уже быстрым шагом направляюсь к забору. Подпрыгнула, подтянулась, перелезла. Старалась не шуметь, и, похоже, мне это удалось. Спрыгнув на землю, я оказалась в тени забора. Сюда не падал свет от фонарей, и я себя чувствовала в безопасности. Никто не смог бы разглядеть меня, пока я не вышла на более освещенное место.

По территории предприятия никто не ходил. А между тем где-то сидели стрелки ВОХР, которым раздали оружие в связи с начавшимся ремонтом. Чисто российское мероприятие, имеющее целью отпугнуть местных любителей разворовывать стройматериалы. Каково?

Я повесила автомат за спину, так, чтобы он не мешал. Пригибаясь к земле, быстренько подбежала к стене здания. Вход в цех был в двадцати метрах.

Я подошла к двери и потянула ее на себя. Заперто. Черт, как же мне залезть в цех? Отошла, посмотрела на окно. Выбьешь — услышат звон стекла. Тогда прощай внезапное вторжение.

По водосточной трубе я поднялась на уровень второго этажа и через стекло увидела, как среди цеха, прямо на полу, лопоухий начальник охраны охаживает какую-то женщину. Приглядевшись, я узнала в ней секретаршу Федотова. Больше в цеху никого не было.

Ну что же, надо разбить окно. Иначе не влезешь. Я с размаху ударила автоматом по стеклу, увидела, как вздрогнули и вскочили с пола голубки. Только вот штаны спущены, бегать неудобно. Пока суд да дело, я уже влетела в цех и попросила граждан не волноваться и спокойно оправлять свою одежду.

Лопоухий смотрел на ствол автомата, вытаращив глаза. Его партнерша по любовным утехам не отставала от него и, кажется, собиралась зареветь.

— Не надо эмоций, — попросила я. — Где вы держите Мирсковых?

Он стоял и, как рыба, вытащенная на берег, беззвучно шевелил губами.

— Я ничего не слышу, — сказала я.

— Тебя все равно прикончат.

— Мы сейчас не об этом. Знаешь, у меня указательный палец чешется. Сейчас возьму и нажму на курок. Вот будет несчастный случай — пуля-то в башку влетит. Где вы держите заложников?