Турухтанные острова - [3]

— Вы не огорчайтесь. Такова селяви.

Секретарь и Олег долго шли коридорами, спустились в полуподвальное помещение и наконец оказались в затемненной комнате (за окнами росла сирень).

Буркаев мельком огляделся. Комната была заставлена столами, верстаками, на которых чего только не находилось: измерительные приборы, паяльный лак во флакончике из-под духов, справочник, нужная страница, в котором заложена галстуком, и много-много всего другого, вразброс, навалом. Среди этого нагромождения Олег увидел трубку, обернутую фольгой. Вокруг на верстаке лежали переключатели, разные блочки, и все это, как паутиной, было оплетено проводами.

Сидя рядом С Овчинниковым, Олег внимательно слушал, стараясь разобраться во взаимоотношениях всех узлов. Потом начал задавать вопросы. И постепенно получилось так, как обычно и бывает в подобных случаях. Уже позабыв, кто из них гость, а кто хозяин, оба копались в макете, лишь изредка, как бы очнувшись, вдруг вспоминали о вежливости. Начиналось: «Да-да, пожалуйста». — «Ради бога, я не спешу…» — а через минуту опять толкались и спорили, рисуя схемы на клочках бумаги, подвернувшихся под руку. И наконец наступил момент, когда Буркаев, откинувшись на спинку стула, после некоторой паузы сказал с завистью:

— Да-а, интересная трубка.

— Ничего вообще-то, — скромно ответил Овчинников. — Что, обеденный перерыв? — Он взглянул на часы. — Вы меня извините, я обещал шефу в обеденный перерыв приехать к нему в больницу.

— Да, пожалуйста. — Олег тоже поднялся. И ему пришла шальная мысль: «А если попытаться? Была не была!» — Может быть… вы разрешите, я съезжу вместе с вами? Без трубки нам не обойтись! Вы говорили, только он может все решить.

— Что ж… Это, пожалуй, верно. Едемте!

3

Третий инфаркт — штука серьезная. Олег предполагал увидеть изнуренного болезнью человека. А перед ним в холле за журнальным столиком сидел и играл в шахматы бравый мужчина лет шестидесяти, стройный, ровный, как тростиночка. Такими Олегу в детстве представлялись английские лорды.

Леонид Сергеевич Прищепков молча, сдержанно слушал Олега, пока тот пояснял, кто он, откуда и зачем приехал. И только когда Олег умолк, подумав, что и из этой поездки ничего не выйдет, Леонид Сергеевич повернулся к Овчинникову и спросил с укором:

— А вам приходила мысль таким образом использовать трубку?

— Нет, — честно признался Овчинников.

— Эх мы! Ну как нам не стыдно, все время ходили рядом и не додумались! Поздравляю! — Он пожал Олегу руку. — Только жаль, в данный момент мы вам действительно не можем помочь. Трубок у нас только две. Представьте, одна вышла из строя. А такое всегда может случиться. Осталась последняя. Слишком большой риск… Послушайте! У меня идея! — обрадовался он. — Вы сейчас делайте оснастку, как только будет все готово, мы дадим вам трубку. И сами к вам приедем, посмотрим, что получается. Годится?

4

В вечернюю пору поезда на Ленинград отправляются каждый час. Завтра в половине девятого он будет у себя в институте и увидит… ее.

Он глянул на часы. Всего лишь полпятого.

Можно позвонить ей. Она должна еще быть на работе. Олег отыскал междугородный переговорный пункт и позвонил. Он знал, что трубку может снять любой у них в комнате. Но взяла она.

— Я вас слушаю.

— Это я, — прикрыв микрофон, произнес Олег.

— А-а, здравствуйте… Ну, как вы там? Позвать начальство?

— Нет, мне начальство не нужно. Я просто так. А как ты?

— Я? Да как всегда, хорошо. — И она торопливо стала говорить, что ему все в их комнате передают привет, звонили из КБ, приходил Родион Евгеньевич Новый, персональный привет от Дашеньки, вот она здесь рядом сидит, рвется к трубке. Дать трубку? «Ну что вы говорите? Что вы придумываете?» — услышал он испуганный голос Даши.

Повесив трубку, Буркаев некоторое время, вроде бы ожидая чего-то, стоял в кабине. Он все еще слышал ее голос, несколько насмешливый, ироничный.

Потом он шел в толпе. За углом высотного здания увидел надпись над дверями: «Аэрофлот». И словно очнулся.

Ему повезло. Нашелся билет на ближайший рейс. Автобус, который вез до аэропорта, уже стоял за углом, и он успел в него вскочить. Потом летел. Потом мчался на такси. И все время радовался: будто на экзамене вытащил счастливый билет. Скоро увидит ее! Не завтра, а сегодня. Через два часа. Через час.

Олег взбежал по лестнице на пятый этаж, остановился возле двери. Позвонил. И открыла… она.

— Проходите, — сказала совершенно спокойно, будто он никуда и не уезжал, не разговаривал с ней из Москвы.

Впервые Олег увидел ее около месяца назад. Как поется в одной песне: «На свое ли счастье, на свою ль беду».

Был жаркий июньский день. В газетах сообщали, что такие дни в Ленинграде случаются раз в столетие. И до этого почти весь май держалась необычная жара. Горели пригородные леса. По радио объявили, что в них временно запрещен въезд. По всему институту пахло горелым гетинаксом. Двери и окна держали распахнутыми. Гудели многочисленные покупные и самодельные вентиляторы — из чего только не делали для них крыльчатки: из дюраля и жести, самых невероятных размеров, — но они лишь попусту месили воздух. Девочки-копировщицы ставили вентиляторы на пол, обморочно висли над ними. Их короткие юбочки раздувало, как парашюты.