Турмс Бессмертный - [151]

В Субуре и на форуме я легко получил все нужные сведения и понял, в чем состояло несравненное мужество Арсинои во время осады Рима вольсками. Римский плебс решительно отказывался выступать с оружием в руках на стороне патрициев. На форуме происходили беспорядки, и сенат даже не отважился назначить диктатора, как это бывало в прошлом в трудные для города времена. И вот тут-то Арсиноя и усмотрела для себя возможность завоевать расположение благородных римских патрицианок, создав благотворительное общество, где римлянки всех сословий собирались и ткали теплую одежду для тех граждан, которые ради любви к родине соглашались этой осенней порой дрожать от холода на стенах города.

Вместе с почтенными патрицианками Арсиноя носила защитникам горячий суп и теплый хлеб из кухни Терция Валерия. Среди этих женщин-патриоток особо выделялись несгибаемая мать Кориолана по имени Ветурия и его жена этруска Волюмния, на которой он женился только ради приданого и о которой никогда не заботился, хотя она и родила ему двух сыновей. В Риме даже острили на сей счет, уверяя, что Кориолан убежал из города единственно для того, чтобы избавиться от жены.

Арсиною хорошо приняли в этом достойном обществе, но ее триумф был еще впереди. Римляне вынудили сенат отправить к Кориолану послов с предложением мира, но послы эти — а среди них были и жрецы — тщетно взывали к предводителю вольсков; он оставался непреклонен. И тогда Арсиноя решила уговорить патрицианок пойти во вражеский стан, чтобы попытаться заставить Кориолана заключить мир. Он наверняка не устоит перед страданиями матери, упреками жены и слезами своих малолетних сыновей, утверждала Арсиноя.

Женщины боялись, что дикие вольски ограбят и убьют их или сделают с ними что-нибудь еще более страшное. Но неустрашимость и целеустремленность Арсинои вдохновили их, и больше двадцати достойных римлянок пошли вместе с ней. Сенат намеревался запретить этот отчаянный поход, могущий дать Кориолану замечательных заложников, но солдаты на стенах Рима хорошо знали Арсиною и помнили ее горячую похлебку, а также то, как они учили ее латыни, когда она с милой улыбкой объясняла им, почему так плохо говорит на родном языке. И стража охотно открыла ворота перед ней и прочими женщинами, прежде чем сенат успел собраться, а консул послать конного гонца с запретом этой смелой вылазки.

Замерзшие и изголодавшиеся вольски, изумленные внезапным появлением патрицианок, встретили их криками радости, потому что матроны догадались захватить с собой в корзинах хлеб и мясо и сразу начали оделять этим своих врагов. Затем женщин проводили в лагерь к шатру Кориолана, причем обращались с ними весьма уважительно. Перед шатром горел огромный костер, и женщины столпились вокруг него, чтобы согреться, так как Кориолан согласился принять свою мать и сыновей только поздним вечером.

У костра Арсиноя доверительно поведала женщинам, что если не будет другого выхода и Кориолан не прислушается к слезным мольбам матери и супруги, то она сама попытается уговорить Кориолана — с помощью своей богини. Она собственноручно наложила румяна и подвела брови Волюмнии, чтобы сделать ее привлекательнее в глазах супруга, но я лично считаю, что она сделала это, только желая завоевать доверие Волюмнии, так как хорошо понимала, что никакие ухищрения не сделают сию женщину красивее.

В конце концов болтовня и смех у костра привлекли внимание Кориолана, и он впустил римлянок в свой шатер. Ветурия горько плакала, проклинала сына и говорила, что жалеет, что произвела на свет предателя родины. Если бы она, мол, могла предвидеть будущее, то сама задушила бы своего Гнея еще в колыбели. Она говорила, что ей противно видеть его, такого большого, красивого, такого сильного — одного из самых сильных мужчин Рима, увешанного военными значками вольсков.

Волюмния подвела к нему обоих сыновей и спросила, неужто он и впрямь так бессердечен, что хочет гибели родному городу своих детей? Она напомнила ему, что несколько лет назад, когда родились мальчики, их брак можно было даже назвать счастливым, а также о прекрасном доме, построенном Кориоланом за ее деньги. Теперь этот дом будет разрушен, супружеское ложе осквернено, а дети наверняка окажутся в рабстве, если вольски сумеют-таки победить.

Кориолан, высокий мужчина, на голову выше других римлян, терпеливо слушал, то и дело посматривая на Арсиною, которая смирно стояла в сторонке с опущенной головой. Но насколько я ее знаю, она, конечно же, позаботилась о том, чтобы Кориолан смог заметить ее искусно уложенные золотисто-рыжие волосы и белую шею. Я бы также не удивился, если бы она от волнения не заметила, что ее плащ соблазнительно распахнулся.

В конце концов Кориолан сказал, что мать его совершенно не изменилась и осталась такой же суровой и бессердечной, какой была тогда, когда он подрастал, и что она так и не постигла сути материнской любви. Волюмнию он утешил тем, что вольски, овладев городом, не тронут ее, так как и у них есть глаза. Сыновей же он обещал выкупить из рабства как можно скорее. Он сказал, что позволил женщинам договорить, но поскольку ничего более умного они ему явно не сообщат, то он вынужден отправить их обратно в город, ибо у него как у предводителя войск есть важные дела и он не может попусту тратить время, выслушивая рыдания и жалобы матрон.