Туркменская трагедия - [44]

— Когда я учился в Ленинграде, — словоохотливо вспоминал Ниязов, раскачиваясь в золоченом кресле, водруженном посредине сцены, — нам, студентам, выдавали абонементы. Я посещал лекции, спектакли, но не все понимал, что говорилось и что показывали (снова смеется). “Лунную” сонату, “Аппассионато” можно послушать... один раз. “Отелло”, “Гамлета” тоже, не больше. Ведь наши спектакли, поставленные после независимости, не слабее пьес Шекспира, Мольера... Мы — страна древней культуры, семенам пшеницы, найденным археологами при раскопках под Ашхабадом, насчитывается пять тысячелетий.” Далее, перескакивая с пятого на десятое, он снова начинает поучать драматургов, режиссеров, как писать оперу и балет, походя отвергая фильмы и спектакли, литературные произведения советской поры, это, мол, “не кино и не произведения... они забываются”. Потом призывает: “Создайте художественные произведения, связанные с историей, с войной и кровью. К примеру, как спектакль “Гала” по пьесе Клычмурада Какабаева и Тачмамеда Мамедвелиева. Вот волнующее зрелище!

Названный спектакль, посвященный памяти жертв Геокдепинского сражения, шел на сцене Академического театра. Его многократно транслировали по телевидению, авторы и исполнители ролей награждались высокими премиями, им, помимо лауреатских званий и ценных подарков, были присвоены почетные звания “народный”, “заслуженный” и т.д.

Сенсация века!!! Слушайте, люди! После не говорите, что не слышали... Не все герои сражения, происшедшего с русскими войсками в конце ХIХ века, погибли. Да-да, не все! Остался в живых, о чудо! один, единственный герой!..

О том взахлеб писала “Туркменская Искра” в своем номере от 28 декабря 1993 года: “Спектакль как бы перекидывает мостик из века девятнадцатого в наши дни. И когда на его последних минутах на сцене появляется герой, олицетворяющий единство и свободу туркменского народа, и зритель узнает в нем первого Президента Туркменистана Сапармурата... зал буквально взрывается аплодисментами.

Эти аплодисменты не смолкают и по завершении спектакля, потому что на сцену поднимается сам Туркменбаши... ”

Ну, не чистейшая ли комедия, как говорится, с доставкой на дом? Если из придворных драматургов кто-то и напишет новую пьесу, посвященную “баши”, а это случится непременно (сериал о его жизни уже демонстрируется на экранах туркменского телевидения), то теперь на сцену театра выйдет не один “герой”, а сразу три, учитывая, что президент за годы независимости уже трижды присвоил себе звание “Героя Туркменистана”, то бишь героя “Абсурдистана”.

Вот уж поистине фарисейство без конца и края. Без стыда и совести.

КЛЯТВА

Фарисейство — одна их основных черт характера Ниязова. Лицемеры, обычно не веря никому, все мерят на свой аршин и, чтобы убедиться в том, что люди не такие, как они сами, готовы подвергнуть любого унижению, заставить поклясться.

Клятва — порождение подозрительности, недоверия человеку, это — плод безнравственности. У туркмен с испокон веков клянутся преступники, отверженные, люди, изгнанные из родных мест за предательство, измену, бесчестье, прелюбодеяние и другие порочные поступки, несовместимые с моральными нормами рода, племени.

Правда, туркмены клялись и в исключительных, критических ситуациях, когда враг угрожал его свободе. Тогда джигиты присягали на Коране с саблей, что не отдадут свое селение, постоят за честь своих жен и матерей, за родной очаг, погибнут в бою, но не позволят пришельцам покуситься на свободу племени, народа. То был целый ритуал, существовала клятва кровью и хлебом, клялись молоком матери... Клятву туркмены никогда не считали разменной монетой.

1 сентября 1994 года президент встречался со студенческой молодежью. Он рассуждал о высоких материях, в частности, о национальных обычаях, традициях, о независимости и суверенитете, клеймя тоталитаризм, как антипод гуманизма, режим насилия и подавления человеческой личности, не преминув также дать свободу своим диктаторским эмоциям и в конце концов, принудив всех, кто слушал его, принести “клятву верности”.

И вот огромный зал дворца “Мекан”, заполненный юношами и девушками, профессорско-преподавательским составом и приглашенными, вслед за Ниязовым повторял слова клятвы:

Туркменистан, Отчизна любимая, Край родимый мой,

И в мыслях, и сердцем, я всегда с тобой,

За малейшее зло, причиненное тебе, да отнимется рука моя,

За малейший навет на тебя, да обессилеет язык мой,

В час измены священному стягу твоему, да прервется дыханье мое.

— Ее нужно произносить на всех собраниях студентов и школьников, — говорил он, — ее святые слова и смысл должны глубоко запасть в душу каждого гражданина Туркменистана (“ТИ”, 07.09.94).

Президент явно торопился привести к присяге студенчество. Ведь ее текст был утвержден позже, на очередном совещании старейшин.

Удивительно, что по мере укрепления власти президента, находящейся в явной диспропорции с его авторитетом, эволюционировал и текст клятвы. После V Всетуркменского совещания старейшин, продлившего президентские полномочия Ниязова на второй срок, после слов “В час измены” появились слова “Родине, Президенту” и далее по тексту. И “вождь” настолько уверовал в свое великое, историческое предназначение, что потребовал: клятву приносить всем, от мала до велика! Военным и штатским, муллам и попам, аксакалам и их престарелым женам и даже тому самому совету старейшин, у кого он зачем-то спрашивал одобрения текста клятвы. Чудовище Горгона пожирает своих детей?