Туркменская трагедия - [34]

Туркменский президент на редкость “жалостлив”. Особенно к тем, кого считает потенциальным конкурентом или возмутителем спокойствия. Его “сердоболие” проявляется следующим образом. Сначала он применяет к ним методы воспитания: травит их со страниц республиканской печати, с экранов телевизора. Целая свора научных сотрудников, переворачивая горы архивных материалов, выискивает о них компрометирующие свидетельства. Затем жертву на чем-то провоцируют, арестовывают, осуждают, широко возвещая о том в СМИ, и вся эта вакханалия сопровождается гонениями и преследованиями близких, родственников осужденного; через год-другой президент, проинформированный силовыми министрами, что тюрьмы, лагеря переполнены и не на что кормить заключенных, уже давно перешедших на содержание родственников, вынужденно объявляет амнистию, помилование. Несмотря на плохую игру, делается это с красивой миной на лице: всемилостивейший вынужденный жест выдается за “гуманизм” “сердобольного” вождя. Ну как тут не умилиться?!

Довольны обе стороны: узники получают свободу, а их “благодетель”, потирая руки, чувствует себя именинником. Ему кажется, что своим благодеянием он предстает перед народом добрым, милосердным. Хотя он и очень заблуждается, но ублаготворен уже потому, что обезопасил себя от соперников, которым с запятнанной репутацией дорога во властные структуры заказана.

Президент давно замыслил “нейтрализовать” заведующего кафедрой мединститута, профессора Пиримкули Тангрыкулиева, отличавшегося редкой непокорностью и во многом не разделявшего методы правления Ниязова, часто критиковавшего его с высоких трибун парламента и Халк маслахаты. Тангрыкулиев, пользующийся в народе заслуженным авторитетом, уже однажды, наперекор “сердару”, был избран депутатом на альтернативных выборах. На очередных выборах 1999 года в меджлис он собирался выставить свою кандидатуру, предпринял шаги для создания альтернативной партии и, зная, что его инициатива будет встречена в штыки, обратился за помощью к местному представителю ОБСЕ, в американское посольство.

Туркменские ретрограды подобного перенести не могли. Ниязов отдал команду арестовать непокорного профессора, дабы другим неповадно было. Летом 1999 года Тангрыкулиева взяли под стражу в одном из кафе Ашхабада. Не помогло даже присутствие при этом одного из секретарей американского посольства, с которым профессор сидел за чашкой кофе.

А дальше все по сценарию “баши”: в газете “Нейтральный Туркменистан” и в других президентских изданиях появились статьи авторов, заученно призывающих “применить закон” к “нечистоплотному коллеге”. За законом дело, конечно, не встало: на божий свет вытащили пожелтевшие архивные справки, даже газетные вырезки из “Правды” десяти- пятнадцатилетней давности, где П. Тангрыкулиев критиковал руководство ЦК КП Туркменистана.

Бывший секретарь ЦК КП Туркменистана М. Моллаева, ныне возглавляющая Главное архивное управление Туркменистана, мобилизовав на это аппарат архивных работников, проявила заметное рвение в поисках “компрометирующих” П. Тангрыкулиева архивных материалов. Ему, имевшему свою фармацевтическую фирму, возвели в криминал конвертацию крупной суммы манатов, обычно совершаемую с позволения президента, обвинили во всех смертных грехах многолетней давности и, как следовало ожидать, приговорили к восьми годам лишения свободы, конфисковав имущество, лишив всех наград и почетных званий и даже ученой степени доктора наук.

Кто знает, сколько пройдет времени, и Ниязов соблаговолит досрочно объявить амнистию или помилование. Да, это возможно, если “виновные” униженно попросят “великого сердара” смилостивиться. Как это случилось с Айли Мередовым, бывшим руководителем системы образования Балканского велаята, приговоренного к пяти годам лишения свободы. Он вдоволь нахлебался тюремной баланды, пока попал под амнистию: такова была воля высочайшего, снизошедшего до “раскаявшегося смутьяна”.

Предыстория расправы над А. Мередовым началась с того, что тот не согласился с президентом, приехавшим в Небитдаг с твердым намерением освободить от занимаемой должности хякима велаята. Выступая на совещании, Мередов, выражая пожелание большинства руководителей велаята, привел убедительные доводы о нецелесообразности смены хякима, но президент, не привыкший считаться с чужим мнением, узрел в том “бунт”, покушение на свою власть. И разгневанный “вождь” в назидание непокорным поснимал с постов всех — малых и больших — руководителей, не согласившихся с его действиями и осудивших самодурство деспота.

И тогда Мередов, не смирившийся с произволом, написал жалобу в ООН, изобличая президента как диктатора, грубо попирающего права человека, преследующего всякое инакомыслие. О письме стало известно Ниязову, а дальше все разворачивалось по обычному сценарию, приведшему А. Мередова в тюрьму, где ничего не стоило сломать его волю и принудить к “покаянию”.

Так уж заведено в “королевстве датском”, что всякого, кто хоть мало-мальски перечит воле “баши”, ожидают унизительнейшие испытания: одного шантажируют или, провоцируя, берут на испуг, другого без видимой причины увольняют с работы, третьего арестовывают... Для садистов все средства хороши. С теми, кто во власти Ниязова, можно расправиться под любым предлогом, ибо в его руках, кроме СМИ, огромнейший репрессивный аппарат, способный против всякого добыть любые “обвинения”.