Турист - [78]
На царившую вокруг меня напряженную атмосферу я попросту не обращал внимания, мои мысли занимал только Спрут. Как мало я о нем знал. Как мало мне о нем хотелось знать… Когда я жил в Чикаго, все вокруг говорили, что он псих. Теперь я не был в этом так уверен. Действовал бритоголовый убийца вполне трезво. Чем дальше, тем больше мне становилось не по себе — из-за меня уже гибли люди. Пусть подонки вроде Сета или Виста, но — люди… Сет, по словам Спрута, являлся его лучшим помощником. И Спрут его не пощадил. Но должно же быть и у этого татуированного подонка слабое место!
— Что случилось? — спросил я у хмурого Примо, стремясь звуком своего голоса заглушить гнетущие мысли.
Молодой итальянец ответил не сразу.
— Босс приехал, — наконец прозвучал ответ. Глаз он не поднимал.
— Это так плохо?
Примо метнул в меня быстрый взгляд, и тотчас отвел глаза.
— Ты совсем ничего не понимаешь? — негромко спросил он. — Не чувствуешь, что происходит?
— Может, хочу, чтобы ты сам сказал мне, — спокойно ответил я.
Манетта снова поднял на меня глаза, и в них блеснула злость.
— А я надеялся, что ты догадаешься, — отрывисто сказал он. — Мы все надеялись, что будет по-другому. Тебя успели полюбить, Олег.
— Ты говоришь так, будто я уже мертв, — ещё спокойнее произнес я.
— Послушай, — Примо снова вернулся к своему занятию, спрятав глаза, — всю ситуацию, связанную с твоим дружком, давно и успешно разрулили. Тебя оставили только потому, что четких указаний на счет тебя не поступало, а Джино хотел, чтобы ты оставался в безопасности. Сегодня приедет сеньор Медичи. Босс удовлетворен извинениями, и знаешь, что это значит для тебя? Ох, да ни черта ты не знаешь! — внезапно разозлился Манетта. Он раздраженно замолчал, и я не стал больше трогать его.
Мы проработали так до полудня, я в основном выносил становившиеся лишними после сортировки ящики и убирал мусор после нервных движений Примо — Папа терпеть не мог, когда работали неаккуратно. Я ещё подумал, что буду скучать по склочному старику. Как ни странно, к нему я привязался почти так же сильно, как и к Примо. Да и ребята в ресторане казались мне хорошими людьми: я неплохо провел с ними время и совсем не хотел их покидать. Но я знал, что очень скоро всё изменится.
Дверь в кладовую приоткрылась ровно настолько, чтобы пропустить гладкую голову Энцо, помощника мистера Вителли. Я видел его всего один раз; нас не представили, но Примо в тот раз очень живописно его описал: Манетте Энцо почему-то не нравился. Примо энергично проворчал нечто малопонятное на местном диалекте, потирая изувеченную руку. Судя по экспрессии фраз, пожелание вряд ли отличалось приличием. Энцо быстро огляделся, и, заметив меня, расплылся в улыбке.
— Олег, вот ты где, — протараторил он, втискивая между створками плечо, — идем скорее. Джино хочет тебя видеть!
Я оглянулся на Манетту. Тот перебирал картофель, раздраженно швыряя овощи в ящик с таким видом, словно от этого неприятный момент мог отодвинуться в неопределенное будущее.
Неопределенность — самое худшее из состояний. В моем случае можно было строить десятки предположений, и ошибаться в каждом.
Вокруг происходили непривычные вещи: идя мимо кухни, я видел сочувствующие, даже траурные взгляды, несколько раз слышал быстрый шепот за спиной. Папа Дидимо раздраженно отмахнулся от меня, точно от надоедливой мухи. Они знали то, чего не мог знать я, и кажется, успели мысленно со мной проститься. Если так, я был готов. Мне слишком хорошо дали понять, кто такой сеньор Медичи. Присутствие незнакомых людей в темных костюмах в зале и коридоре, по которому мы шли, только усиливало атмосферу напряженного ожидания.
Перед кабинетом для важных посетителей, вертя в пальцах изрядно помятую сигарету, ждал Вителли. Энцо незаметно отстал, так что к Джино я подошел в одиночестве. Вителли выглядел обеспокоенным — слишком уж крепко он приобнял меня за плечи.
— Босс хочет видеть тебя, Олег, — негромко проговорил Джино. — Веди себя спокойно. Не говори, пока не спросят. В глаза Медичи не смотри, если только он сам не подаст тебе знак. Auguro buona fortuna, — пожелал он, хлопнув меня между лопатками. — Пора.
За дверью оказалась погруженная в полутьму комната. Удивительно, учитывая, что на улице стоял солнечный, яркий день. Здесь, казалось, даже время остановилось. Отделанные деревянными панелями стены тонули в тенях. Единственным освещенным пятном оказался стол. Желтый круг света от низко повешенной лампы падал на зеленое сукно, концентрируясь на раскрытых папках с бумагами. Окна скрывали опущенные жалюзи, от табачного дыма воздух стал серым. Тяжело сопя, Джино протиснулся к незанятому стулу, устраивая грузное тело на потрескивающем сидении. Я остался один у двери.
За столом сидели четверо мужчин. Пятый, бритоголовый, занял кожаное кресло у окна. В руках он держал развернутую газету. На подлокотнике висел сложенный пиджак, ярко выделялись светлые рукава рубашки под жилеткой костюма. Жалюзи на окне оказались приподняты, с улицы лился дневной свет, но черт лица я не разглядел: незнакомец сидел спиной к свету. Перевернув лист, он вернулся к чтению, отгораживаясь от остальной комнаты.
Эта история начинается там, где обычно заканчиваются все остальные.Война между двумя государствами окончена, но судьбы тех, кто побывал на полях сражений, навсегда изуродованы болью и ненавистью. Возможно ли рождение из самой настоящей ненависти самой искренней любви?От перемирия на бумаге к перемирию в собственном сердце, о том, можно ли простить врага, о кровной мести и, конечно, о любви.
Уходит в прошлое царствование императора Александра Первого. Эпоха героев сменяется свинцовым временем преданных. Генералу Мадатову, герою войны с Наполеоном, человеку отчаянной храбрости, выдающемуся военачальнику и стратегу, приходится покинуть Кавказ. Но он все еще нужен Российской империи. Теперь его место – на Балканах. В тех самых местах, где когда-то гусарский офицер Мадатов впервые показал себя храбрейшим из храбрых. Теперь генералу Мадатову предстоит повернуть ход Турецкой войны… Четвертая, заключительная книга исторической эпопеи Владимира Соболя «Воздаяние храбрости».
Трудно представить, до какой низости может дойти тот, кого теперь принято называть «авторитетом». Уверенный в безнаказанности, он изощренно жестоко мстит судье, упрятавшей на несколько дней его сына-насильника в следственный изолятор.В неравном единоборстве доведенной до отчаяния судьи и ее неуязвимого и всесильного противника раскрывается куда более трагическая история — судьба бывших офицеров-спецназовцев…
открыть Европейский вид человечества составляет в наши дни уже менее девятой населения Земли. В таком значительном преобладании прочих рас и быстроте убывания, нравственного вырождения, малого воспроизводства и растущего захвата генов чужаками европейскую породу можно справедливо считать вошедшею в состояние глубокого упадка. Приняв же во внимание, что Белые женщины детородного возраста насчитывают по щедрым меркам лишь одну пятидесятую мирового населения, а чадолюбивые среди них — и просто крупицы, нашу расу нужно трезво видеть как твёрдо вставшую на путь вымирания, а в условиях несбавляемого напора Третьего мира — близкую к исчезновению.
Денис Гребски (в недавнем прошлом — Денис Гребенщиков), американский журналист и автор модных детективов, после убийства своей знакомой Зои Рафалович невольно становится главным участником загадочных и кровавых событий, разворачивающихся на территории нескольких государств. В центре внимания преступных группировок, а также известных политиков оказывается компромат, который может кардинально повлиять на исход президентских выборов.
Призраки прошлого не отпускают его, даже когда он сам уже практически мёртв. Его душа погибла, но тело жаждет расставить точки над "i". Всем воздастся за все их грехи. Он станет орудием отмщения, заставит вспомнить самые яркие кошмары, не упустит никого. Весь мир криминала знает его как Дарующего Смерть — убийцу, что готов настичь любого. И не важно, сколько вокруг охраны. Он пройдёт сквозь неё и убьёт тебя, если ты попал в его список. Содержит нецензурную брань.
Название романа отражает перемену в направлении развития земной цивилизации в связи с созданием нового доминантного эгрегора. События, уже описанные в романе, являются реально произошедшими. Частично они носят вариантный характер. Те события, которые ждут описания — полностью вариантны. Не вымышлены, а именно вариантны. Поэтому даже их нельзя причислить к жанру фантастики Чистую фантастику я не пишу. В первой книге почти вся вторая часть является попытками философских размышлений.