Турист - [75]
— Русский! — гаркнул за моей спиной Папа Дидимо.
Мы с Примо подскочили одновременно. Я — от неожиданности, он — за компанию.
— Вителли пришел, — буркнул Палермо, явно довольный произведенным эффектом.
Я тихо ругнулся, на что Примо ответил широкой ухмылкой — видимо, смысл оказался понятен без перевода — и вышел из кухни. Это был уже всем известный ритуал — весь день использовать безотказного русского, чтобы вечером оставлять его в покое, когда в ресторане появлялся мистер Вителли.
В зале сидела только одна молодая пара, тихо перешептывающаяся о чем-то в углу: через час мы закрывались.
Джино сидел за своим столиком рядом с кухней, и увидел меня сразу, как только я появился из-за дверей. Он улыбнулся мне, но я сразу отметил темные тени под глазами, ослабленный узел галстука, и измотанный вид. Рядом с ним сидел неизвестный мне молодой мужчина, смеривший меня хмурым и неприветливым взглядом — тот самый, который обычно дожидался Джино снаружи.
— Рад видеть вас, мистер Вителли, — поздоровался я.
— Я тебя тоже, бамбино. Присаживайся, сейчас Лия принесет нам выпить.
Я уселся напротив, искоса глянув на спутника Вителли.
— Это Сэм, — познакомил нас итальянец. — Сэм, это Олег.
Я хотел протянуть ему руку, но наткнулся на его предупреждающий взгляд, и просто кивнул, теряя к нему интерес.
— Выглядите усталым, — сказал я Джино. — Тяжелый день?
— Старость, — хохотнул итальянец. — Ничего особенного, рутина. Спасибо Сэму, он мне сильно помог.
Парень сдержанно улыбнулся — точнее, приподнял уголки губ, не изменяя при этом выражения лица — и принялся сверлить меня взглядом.
— Как ты? — поинтересовался Вителли.
— Никто не обижает, — ответил я с улыбкой, — Топор.
Джино хмыкнул, внимательно глянул на меня, и покачал головой.
— Мне кажется, я знаю, кто тебе разболтал.
— Это не Примо.
Вителли расхохотался, хлопнув меня по плечу. Лия принесла нам бутылку граппы и три рюмки. Обычно Джино ужинал в ресторане, но сегодня он явно торопился. Мы посидели едва ли полчаса, когда он поднялся, заявив, что ему пора. Сэм встал вместе с ним, проронив, что задержится здесь ещё на минуту. Я не обращал на него внимания; Джино, занятый разговором со мной, тоже.
— Вы заедете завтра, мистер Вителли?
— Непременно, — подтвердил Джино. — Даже раньше, чем обычно.
Он мне показался внезапно таким старым, уставшим, что во мне вспыхнула жалость и тревога. Сердце Вителли не железное, говорил Примо, и, кажется, в это можно было поверить. Я осторожно пожал ему руку.
— Вам нужно отдохнуть, мистер Вителли, — негромко сказал я. Мне хотелось добавить что-то ещё, но я не знал, как подобрать слова на чужом языке так, чтобы выразить свою искренность. Впрочем, мне показалось, что Джино меня понял. Он внимательно посмотрел на меня, потрепал по щеке, и направился к выходу. У самых дверей Вителли задержался обменяться парой фраз с выглянувшим из кухни Папой, и затем покинул ресторан.
Я проследил, как он садится в свой «Додж» и проезжает мимо окон ресторана, внезапно почувствовав себя очень одиноким. В частности, кроме Вителли, кому я здесь нужен? Передернув плечами, я развернулся, спеша оказаться в людной кухне, где не слышно собственных нерадостных мыслей.
И наткнулся на Сэма. Обойти не получилось — слишком узким был проход.
— Не торопись, — с сильным акцентом сказал он. — Я хочу внимательно посмотреть на тебя, русский.
— Это ещё зачем? — спокойно поинтересовался я. Спокойствие моё заключалось в наличии широкоплечих охранников, сидящих за барной стойкой, и присутствии последних двух посетителей, только что потребовавших счет. Если Сэм хотел ссориться, то у него просто не получится сделать это здесь.
— Хочу рассмотреть, — сквозь зубы процедил Сэм, по-прежнему сверля меня взглядом. Очень сложно презрительно смотреть на человека снизу вверх, но у него это неплохо получалось. — Откуда ты выполз, белобрысый? Из помойки? Ты ведь даже не итальянец. Скажи, как это у тебя получилось? Что ты сделал, чтобы Топор взял тебя к нам? Дай угадаю. Ты расплакался?
Я вспыхнул. Было видно, что Сэм очень зол и с трудом сдерживает себя, но я ещё не понимал, в чем дело. Я видел его в первый раз, и даже не знал, как реагировать. Впрочем, моя вспыльчивость не оставила мне вариантов. Наверное, я всё-таки внутренне переживал все эти дни добровольно-принудительного заключения, и Сэм просто помог выпустить всё это наружу.
— Ревнуешь? — в свою очередь спросил я.
Он побелел от ярости, в глазах разгорелся злой огонь, и я понял, что мирно разойтись уже не удастся. Я попал в точку.
— Не понимаю, что он в тебе нашел, — с трудом вытолкнул из себя Сэм, сжимая и разжимая кулаки. — Ничтожество, которое не может постоять за себя… giovane…
— Бедный Сэм, — с гадкой улыбочкой произнес я, сравнивая счет. — Надеялся стать фаворитом? Все надежды на большое наследство крахом?
С ещё большим удивлением я понял, что угадал окончательно. Понял я это в тот момент, когда Сэм мне врезал. Удар в подбородок едва не откинул меня на спину, но я удержался, зацепившись за стул. Стул перевернулся, но я сумел удержать равновесие, и почти торжествующе выпрямился, посмотрев на противника.
Эта история начинается там, где обычно заканчиваются все остальные.Война между двумя государствами окончена, но судьбы тех, кто побывал на полях сражений, навсегда изуродованы болью и ненавистью. Возможно ли рождение из самой настоящей ненависти самой искренней любви?От перемирия на бумаге к перемирию в собственном сердце, о том, можно ли простить врага, о кровной мести и, конечно, о любви.
Уходит в прошлое царствование императора Александра Первого. Эпоха героев сменяется свинцовым временем преданных. Генералу Мадатову, герою войны с Наполеоном, человеку отчаянной храбрости, выдающемуся военачальнику и стратегу, приходится покинуть Кавказ. Но он все еще нужен Российской империи. Теперь его место – на Балканах. В тех самых местах, где когда-то гусарский офицер Мадатов впервые показал себя храбрейшим из храбрых. Теперь генералу Мадатову предстоит повернуть ход Турецкой войны… Четвертая, заключительная книга исторической эпопеи Владимира Соболя «Воздаяние храбрости».
Трудно представить, до какой низости может дойти тот, кого теперь принято называть «авторитетом». Уверенный в безнаказанности, он изощренно жестоко мстит судье, упрятавшей на несколько дней его сына-насильника в следственный изолятор.В неравном единоборстве доведенной до отчаяния судьи и ее неуязвимого и всесильного противника раскрывается куда более трагическая история — судьба бывших офицеров-спецназовцев…
открыть Европейский вид человечества составляет в наши дни уже менее девятой населения Земли. В таком значительном преобладании прочих рас и быстроте убывания, нравственного вырождения, малого воспроизводства и растущего захвата генов чужаками европейскую породу можно справедливо считать вошедшею в состояние глубокого упадка. Приняв же во внимание, что Белые женщины детородного возраста насчитывают по щедрым меркам лишь одну пятидесятую мирового населения, а чадолюбивые среди них — и просто крупицы, нашу расу нужно трезво видеть как твёрдо вставшую на путь вымирания, а в условиях несбавляемого напора Третьего мира — близкую к исчезновению.
Денис Гребски (в недавнем прошлом — Денис Гребенщиков), американский журналист и автор модных детективов, после убийства своей знакомой Зои Рафалович невольно становится главным участником загадочных и кровавых событий, разворачивающихся на территории нескольких государств. В центре внимания преступных группировок, а также известных политиков оказывается компромат, который может кардинально повлиять на исход президентских выборов.
Призраки прошлого не отпускают его, даже когда он сам уже практически мёртв. Его душа погибла, но тело жаждет расставить точки над "i". Всем воздастся за все их грехи. Он станет орудием отмщения, заставит вспомнить самые яркие кошмары, не упустит никого. Весь мир криминала знает его как Дарующего Смерть — убийцу, что готов настичь любого. И не важно, сколько вокруг охраны. Он пройдёт сквозь неё и убьёт тебя, если ты попал в его список. Содержит нецензурную брань.
Название романа отражает перемену в направлении развития земной цивилизации в связи с созданием нового доминантного эгрегора. События, уже описанные в романе, являются реально произошедшими. Частично они носят вариантный характер. Те события, которые ждут описания — полностью вариантны. Не вымышлены, а именно вариантны. Поэтому даже их нельзя причислить к жанру фантастики Чистую фантастику я не пишу. В первой книге почти вся вторая часть является попытками философских размышлений.