Турецкий ятаган - [10]

— И чему кроме языка мне придется учиться? — спросил я.

— О, да многому, — ответил старый-молодой человек, — истории, приказам, джигитовке, обращению с мечом, саблей, боевым топором, булавой, даже кулачному бою.

— Как это учиться приказам? — не понял я.

— Приказы, это, как сказали бы в вашу эпоху, тогдашние институты управления. У вас есть еще какие-нибудь пожелания?

— Да, если можно, пришлите книги, а то совершенно нечем заняться.

— Книги в семнадцатом веке были непопулярны, за чтение можно было и головы лишиться. Так что от них вам пока придется воздержаться, да и на чтение у вас с завтрашнего дня не останется ни сил, ни времени. А вот что я бы вам посоветовал, так это хорошо напиться. Когда еще представится такая возможность. Как вам, кстати, понравилась ваша горничная?

— Наташа? Понравилась, только что это за дикость с кабальным холопством?

— Обычное дело в те времена, привыкайте…

Мы еще немного поговорили на нейтральные темы, вроде погоды и предстоящих морозов, после чего мой знакомец заторопился. Мы распрощались, и я остался один. До обеда было еще далеко, занять себя совершенно нечем, и я отправился бродить по дому.

Это, как оказалось, внушительное сооружение состояло из множества клетушек, галерей, коридоров, переходов, чуланов, кладовок и прочих подсобных помещений. Срублен дом был, как говорится, тяп-ляп, и видно, что на скорую руку. Никаких привлекательных интерьеров я здесь не нашел. Мебели вообще было мало, как и красивых вещей. Когда мне надоело слоняться без дела, я вышел во внутренний двор. Несмотря на то, что мы находились недалеко от центра Москвы, был он не по-городскому велик, чуть ли не с гектар, и пуст. Только около заборов росли какие-то кустарниковые растения, заваленные расчищенным в центре двора снегом.

Скорее всего, как я догадался, двор предназначался для занятий джигитовкой. В этом искусстве, я был не то, чтобы слаб, скорее не искушен. Держаться в седле умел, махать шашкой тоже, но все это на любительском уровне, Научить человека в моем возрасте настоящей езде на лошади было почти нереально, и я вздохнул, предвидя ожидающие меня испытания.

— Батюшка, Алексий, — раздался со стороны дома Наташин голос, — банька истоплена…

— Так мы же с тобой так и не согрешили, — сказал я ей, возвращаясь к заднему крыльцу. — Чего же смывать грехи, когда их нет!

— Грехи всегда есть, — благоразумно ответила девушка.

— Ты опять накрасилась? — спросил я, разглядывая при дневном свете ее «косметику». — Это что, у вас мода такая лица размалевывать?

Девушка басурманское слово не поняла, но смысл его уловила и согласно кивнула.

— А ты со мной в баню пойдешь, моду смывать? — шутливо спросил я.

— Как скажешь, — покорно ответила холопка.

— А сама-то хочешь помыться?

— Кто ж не хочет…

— Ну тогда веди, — решился я, твердо пообещав себе не приставать с недостойными предложениями к подневольной девушке.

Мы, не откладывая дело в долгий ящик, тут же вернулись к дому.

— А пиво у вас есть? — спросил я, вспомнив предложение хозяина расслабиться.

— Есть, — ответила Наташа. — И медовуха, и вино курное, и сладкое.

— А ты что больше всего любишь?

— Я-то, знамо, сладкое.

— Попроси у Людмилы Станиславовны то, что тебе любо, а мне закажи пиво и водку.

Я подождал на крыльце, покуда Наташа бегала разыскивать домоправительницу. Когда она вернулась, мы отправились в баню.

Натоплена она оказалась ни в пример вчерашнему. У меня уже в предбаннике начали, как говорится, трещать волосы. Я с опаской раздевался, представляя, что делается в парной, и все еще стесняясь девушки, а Наташа делала это, как ни в чем ни бывало.

Дав себе слово оставаться джентльменом, я старался не смотреть в ее сторону и не распалять себя воображением. Как ни странно, это у меня получилось безо всякого напряга.

Мы разделись, и пока я загодя обливался ледяной водой из бочки в моечном отделении, Наташа прямиком направилась в парную. Только когда она прошла мимо меня, и, наклонившись, входила в низенькую дверцу, я не выдержал и оценивающе, с удовольствием посмотрел на нее.

Девушка была чудо как хороша статной фигурой, крутой и круглой, до половины прикрытой распущенными русалочьими волосами, попкой, тонкой для ее комплекции талией, мощными ногами…

Я, чтобы не завестись, опять вспомнил Ренуара и Кустодиева, стараясь перевести оценку из сексуальной в живописную. Впрочем, скоро никаких особых ухищрений, чтобы удержаться от соблазна, не понадобилось. Стоило только войти в парную, как жар вышиб из меня все похотливые мысли, а с потом вышли и остатки греховных желаний.

Сухой, нестерпимый пар прижал меня к земле. Воздух был напоен запахами сладких летних трав и терпкой, горькой полыни. Пока я пытался прийти в себя, Наташа подобно богине вздымалась своими монументальными ногами по деревянным ступеням к низкому широкому алтарю — верхней полке,

— Еще добавить? — спросила сверху девушка и взмахнула березовым веником. Меня обожгло раскаленным воздухом, и я позорно бежал в относительно прохладную моечную. Только вылив на себя несколько ковшей ледяной воды, я начал приходить в себя и, от греха подальше, ретировался в предбанник, где теперь казалось едва ли не холодно.