Тупое орудие - [14]

– О нет, нет! Я не могу ни на кого подумать. Но… я не знаю всех его… знакомых, суперинтендант. – Она с тревогой взглянула на него, но Ханнасайд промолчал. – Я как раз пришла рассказать об этом, – отважилась она. – Боюсь, вы решите, с моей стороны странно говорить о таких делах, но я обязана и я решилась.

– Вы можете говорить со мной вполне откровенно, мисс Флетчер, – поощрил он ее.

Она уставилась в точку над его плечом.

– У моего брата, – сказала она чуть слышно, – были отношения… с женщинами.

Ханнасайд кивнул.

– Я ни о чем не спрашивала, и, естественно, он сам никогда не говорил мне о них, но, конечно же, я знала. В мои молодые годы, суперинтендант, дамы не обсуждали такие дела. В наши дни все стало иначе, и молодые люди говорят, кажется, о чем угодно, и, на мой взгляд, это прискорбно. Много лучше кое на что закрывать глаза, вы согласны? Но мне пришло в голову – я это обдумывала всю ночь, – что тот, кто убил моего брата, мог… мог сделать это из ревности.

– Да, это возможно, – сказал Ханнасайд.

– Да. Конечно, если это так, это должно выйти на свет Божий. Но если вы найдете, что это не так или… или не сумеете разыскать того, кто это сделал… как по-вашему… личные отношения… моего брата – надо ли их предавать огласке?

– Конечно же нет, – ответил Ханнасайд. – Я вполне понимаю ваши чувства, мисс Флетчер, и могу заверить вас, что буду уважать их, насколько это возможно.

– Как вы добры! – она вздохнула. – Я так боюсь, что газеты будут печатать ужасные вещи про моего бедного брата… может быть, раздобудут письма. Вы понимаете, что я имею в виду.

– Не бойтесь, – утешил он ее. – Писем, о которых вы думаете, не существует.

– Как я вам благодарна! – выдохнула она. – У меня камень с души свалился!

Она поднялась и одарила суперинтенданта несмелой улыбкой – в это мгновение сержант Хемингуэй ввел в кабинет ее племянника. Невил говорил на ходу, как всегда тихо и отрывисто, и по напряженному, оценивающему взгляду Хемингуэя было ясно, что речь шла о чем-то интересном. Увидев тетю, он остановился на полуфразе и посоветовал ей делать заявления полиции только в присутствии адвоката. Мисс Флетчер объяснила Ханнасайду, что это Невил так шутит, и направилась к выходу.

Невил закрыл за ней дверь и жалобно проговорил:

– Конечно, я знаю, что я обязан повиноваться закону, но вы, суперинтендант, прервали меня на самом интересном месте.

– Сочувствую, – сказал Ханнасайд и с улыбкой в глазах добавил: – Международные осложнения?

– Да, я только что ввел черногорского патриота с ножом. Сюжет разворачивался великолепно – но теперь я утратил нить.

– Послушайте меня, не пытайтесь дурачить прессу. Допустим – хотя это невероятно, – что ваша международная история попадет в газеты…

– Но я ведь этого и хочу! – откликнулся Невил. – Честное слово, это премилая история, я так постарался. Обычно я не стараюсь, но старик Лоуренс вроде бы считает, что я серьезнее, л вам срочно понадобился? Если нет, то я как раз рассказываю вашему сержанту, в какую переделку я попал в Скопле. Это не слишком изысканная история, но я нахожу, что у него восхитительно развращенный ум. У нас с ним почти родство душ.

Ухмылка, с которой обычно выслушивают воспоминания юности, исчезла с лица сержанта. Густая краска залила его щеки, и он смущенно прокашлялся.

– Недурно, – заметил Ханнасайд. – Вам не кажется, что сейчас не время для непристойных историй?

– Не соГлассн! – просиял Невил. – В надлежащем обществе всегда время для грязных анекдотов.

– Скажите мне, мистер Флетчер, вы хорошо знали вашего дядю?

– Разумней всего сказать – нет, – ответил Невил. – Я вижу, мы сейчас погрязнем в пустословии.

– Почему – нет? – напрямик спросил Ханнасайд.

– О, да никто никого не знает. Матери говорят, они видят своих детей насквозь. Ошибка. К тому же малоприятная. Чрезмерное внимание непристойно, а в результате – заблуждение и беспокойство.

Ханнасайд не без труда следил за отрывистыми, телеграфными фразами.

– Я понял вас, – сказал он, – но вы не ответили на мой вопрос. Насколько один человек может знать другого, вы знали вашего дядю?

– Нет. Пониманию естественно предшествует интерес.

– А у вас к нему не было интереса?

– Ни к кому нет. Разве что вчуже. И то в этом не уверен. Вы любите людей?

– А вы нет?

Невил раскинул руки и втянул голову в плечи.

– Некоторых – слегка – на расстоянии.

– Да вы аскет! – сухо заметил Ханнасайд.

– Гедонист. Личные контакты сначала приятны, но как следствие – беспокойство.

– У вас странные идеи, мистер Флетчер. – Ханнасайд нахмурился. – Они ни к чему нас не приведут.

– Избегайте меня. – Улыбка блеснула в глазах Невила. – Видите ли, я и не хочу, чтобы меня куда-нибудь приводили. Длительное общение со мной вредно для ваших нервов.

– Вы, вероятно, правы, – достаточно резко ответил Ханнасайд. – Больше я вас не задерживаю.

– Так я могу вернуться к моим прелестным репортерам?

– Если вы находите это разумным – или желательным.

– Это все равно что кормить золотых рыбок, – ответил Невил, выплывая в сад.

Когда он ушел, сержант облегченно вздохнул.

– Ну и фокусник, – сказал он. – Я таких еще не встречал.

Ханнасайд застонал. Сержант искоса посмотрел на него понимающим взглядом: