Тупики Глобализации: Торжество Прогресса или Игры Сатанистов? - [97]

Как видно из таблицы, среди несырьевых отраслей наибольшую прибыль могла принести промышленность строительных материалов - но достигалось это за счет убытков в строительстве. Однако если строительная отрасль отказывается потреблять стройматериалы по ценам, приносящим ей убытки, то встает и промышленность стройматериалов - на практике примерно так и получилось, когда по отрасли прокатилась волна банкротств домостроительных комбинатов, а региональные строительные управления прозябали, работая процентов на 10 от своих мощностей.

А обещавшая могучие прибыли лесная отрасль резко забуксовала, потому как, во-первых, помимо мировых цен, пришла и мировая конкуренция, а во-вторых, обвалились основные потребители ее продукции (строительство, например). В таких условиях бессмысленно говорить, что-де интеграция в мировую экономику отсеивает слишком затратные отрасли, давая преимущество более экономным - жертв вивисекции оказывается уж слишком много. Обрушение целых отраслей огромной по масштабам экономики в любом случае неприемлемо, а в России просто невозможно: очень многие из «неэффективных» предприятий были единственными в своих городах, так что их банкротство означало реальное вымирание тысяч населенных пунктов.

И советская, и предшествовавшая ей российская экономика строились по совсем иным законам, чем во многих других странах - просто потому, что общество было другим. Традиционное общество основано на патернализме, то есть на покровительстве государства и заботе о не способных преуспеть - в том числе и посредством перераспределения средств от более сильных к более слабым. Патернализм вообще очень широко распространен; он непременно входит во многие общественно-этические учения - от конфуцианства до разнообразных демократических идеологий. Но либерализм его жестко отвергает, а само слово почитает ругательством - либерализм исповедует вымирание слабых, называя это «повышением эффективности». Поэтому принятая в России к 1992 году либеральная программа преобразований отнеслась к неэкономическим вопросам с глубоким безразличием: дескать, кому суждено вымереть, пущай и вымирает себе - лишь бы удалось достичь макроэкономической стабилизации и войти в мировой рынок. В очередной раз мы сталкиваемся с этой каннибальской этикой либерализма - вот только на сей раз, к несчастью, современные дикари в белых воротничках съели нас с вами.

Еще раз хочу подчеркнуть - открыть российский рынок и форсированно вломиться в мировой нас ничто не понуждало: оставить его закрытым не составляло никакого труда. Тому лишнее подтверждение - судьба выглядевшей изначально достаточно скромно отрасли связи: именно благодаря удерживавшейся в ней закрытости от реальной конкуренции (но не от современных технологий!) отрасль не только выжила, но и неплохо развилась. Поэтому можно спорить с нашими реформаторами, насколько вынужденными были иные мероприятия (вроде почти полного освобождения цен и т. д.) - но внешнеторговая либерализация была сугубым произволом. Решение о ней было чисто идеологическим: авторы этого решения были просто одержимы идеей «войти в цивилизованный мир», «стать полноценной частью мирового сообщества» и прочей мондиалистской чепухой того же рода.

Что не удивительно: я уже приводил во второй главе список российских «консультантов» ведущих мондиалистских сборищ - там присутствуют ключевые лица всех российских правительств вплоть до самого последнего времени. Поэтому не стоит удивляться, что к нам сразу же пришел «Вашингтонский консенсус» - и, разумеется, эта шарлатанская программа провалилась точно так же, как и везде, где ее имели несчастье или глупость применить.

Понять причину такого развития событий довольно-таки легко. Для этого не нужно даже вдаваться в длиннейшие препирательства монетаристов с кейнсианцами о том, что провоцировало рост цен - инфляция спроса или инфляция издержек. Вопрос совсем в другом: предположим даже, что после освобождения цен и их первого скачка в начале 1992 года правительство реализовало свою голубую мечту - денежную массу удалось сжать и тем самым остановить раскручивание гиперинфляционной спирали. Отлично, но что же дальше?

Прежде всего, полной остановки роста цен, разумеется, не произошло: даже монетаристы признают наличие так называемых «жестких» (не гибких) инфляционных факторов - то есть таких, которые не эластичны относительно ограничительной денежной политики. Иначе говоря, можно сколько угодно сжимать денежную массу, но эти факторы все равно будут действовать - и, даже по оценкам самих монетаристов, вызовут рост потребительских цен как минимум на 20-30% в год{187}. В таких условиях эффективное массовое долгосрочное кредитование едва ли возможно - но ведь именно ради него и предпринимались антиинфляционные меры. Однако даже это не главное.

Представим себе, что случилась та самая финансовая стабилизация - скажем, к концу лета 1992 года. Рост частных доходов был к тому времени более-менее адекватен росту цен - с учетом явно завышенных зарплат конца 1980-х годов. Правда социальное неравенство основательно выросло: коэффициент Джини подскочил с 0.20 до примерно 0.40, доходы нижних 20% населения упали с 12% в 1991 году до 6% в 1992 году - все это, как мы видели в первой части, снижает совокупный спрос. Но будем считать, что с текущим потреблением все относительно нормально. Однако что дальше? Для выхода из кризиса нужна массовая реализация отложенного спроса на товары длительного пользования - но его-то текущими доходами нельзя удовлетворить, тут нужны сбережения и/или кредиты. Далее, высокий текущий спрос позволяет лишь загрузить простаивающие производственные мощности, но для последующего развития производства (то есть наращивания мощностей) уже потребны инвестиции - в рыночной экономике их источником являются опять же общественные сбережения, которые в основном размещаются на счетах в банках и затем ссужаются этими банками предприятиям.