Тупик Гуманизма - [39]

– Вы давали ему нелицензированные магические снадобья собственного изготовления?

– Да какие снадобья, что вы! Меду ему дала, немножко вина подогретого, ванночку седативную с пустырником, с мятой…

– Все ясно. Вы измывались над ним. Вы – страшное существо, но вы будете наказаны, ибо правосудие неотвратимо.

– Да хорошо, хорошо, только не будите его сейчас, ну подождите полчаса!

– Я сказал: ведите меня к нему. Ребенку нужна помощь. Каждая секунда на счету.

Старуха, шмыгая носом, поднялась с колен, поплелась в угол комнаты, обреченно ткнула кулаком стену – часть стены двинулась вглубь, открывая проход в тайник. Точнее, это была целая комнатка – небольшая, не больше, чем стандартный шкаф-купе. Здесь помещалась только низенькая кровать, застеленная старинным пуховым одеялом. На кровати лежала девочка лет пяти – очень худая, некрасивая и весьма заразная на вид.

– Душечка, разбудили мы тебя, – зашептала старуха, бросаясь к ребенку прежде квестора: кинулась поправлять подушечки, щупать девочке лобик и застегивать пуговичку на рубашечке.

Разглядывая несовершеннолетнюю, квестор содрогнулся. Ручки какие-то уродливые, подломленные внутрь, личико худое, кожа тонкая и желтушная, под глазами желто-фиолетовые пятна, лицо рябое… Из-под одеяла торчала крошечная пятка с желтоватыми мозолями на подошве.

– Это они босиком ходят все. Они в девяносто девятой квартире ночуют, их там много собирается, иногда по десять, а то по двенадцать деток, – старуха тараторила без умолку, мешая квестору сосредоточиться. – Беспризорные детишки, голодные вечно. Я им иногда похлебку приносила – боятся ужасно, дверь не открывают. На пороге поставлю, поплачу – и к себе иду. А они потом дверь открывают и кушают.

Квестору надоело слушать этот бред. Он отстранил надоедливую старуху и склонился над больным ребенком.

– Дорогая гражданка ребенок, – сказал он, широко улыбаясь. – Меня зовут Порфирий Литот. Я – добрый сыщик. Я пришел тебя спасти. Скорее пойдем прочь отсюда. Я отведу тебя в безопасное место, в детский приют.

Какая же она все-таки некрасивая, подумалось сыщику. Сопли под носом засохли, гадость какая. Впрочем, было видно, что ребенка недавно вымыли: жидкие, невнятного цвета волосенки пушились вкруг головы. Сыщик обратил внимание и на то, что ногти на пальчиках крошечной ноги, торчавшей из-под перины, также аккуратно подстрижены.

– Ничего не бойся, милое дитя, – сказал квестор, охватывая плечико девочки добрыми пальцами в замшевой перчатке. – Поднимайся, мы уходим отсюда.

Девочка вытаращила глаза, уродливо искривила губы, лицо ее налилось краской – она заплакала беззвучно, давясь слезами от страха, тупо тараща на квестора стеклянные от животного ужаса глаза.

– Поднимайся, глупая девочка! – Квестор раздраженно дернул тощее плечико. – Прекрати плакать, ты радоваться должна, что тебя спасли от этой ведьмы!

– Не трясите ее, она сознание потеряет! – завизжала старуха, вцепляясь сыщику в рукав. – Ребенок такое пережил, а вы ее тащите! Немедленно оставьте в покое, слышите!

Порфирий разжал пальцы, отступил на шаг. Терпение, великолепный квестор, здесь нужно терпение. Дети – отсталые неразвитые существа, их нужно допрашивать по специальной методике. Жаль только, что времени совсем немного остается.

Он снова начал улыбаться, развел полы пончо, присел на корточки перед постелькой.

– Милый ребенок, расскажи, кто на тебя напал? Кто это был?

Девочка, давясь слезами, перевела панический взгляд на старуху. Та немедля кинулась навстречу – обнимать, прижимать и тискать ребенка. Сыщик поморщился.

– Кто на тебя бросился? – терпеливо продолжал сыщик. – Успокойся, не хнычь, тебя никто не тронет. Дядя или тетя? Их было много?

– Она не скажет вам, – сказала бабка, не поворачивая головы от ребенка. – Она говорить не умеет.

– Это еще почему? – квестор недоверчиво сощурился.

– Беспризорные не разговаривают, они как зверята, – вздохнула старуха. – Так, отдельные слова знают: «дай», «мое», ругательства всякие. Пищат, плачут, смеются – а речи у них нету почти. Эта девочка еще смышленая, она знает слово «мама»…

– Мама! – сдавленно пискнула несовершеннолетняя пленница, судорожно цепляясь за старухин платок.

– Она мне сказала, кто за ней гнался, – внезапно молвила бабка.

– Вам?

– За ней гнался… эльф.

– Эльф? – Квестор едва не расхохотался. – А Дед Мороз на нее не охотился случайно? Или Красная Шапочка?

– Эльф! – вдруг вякнуло чадо. – Бяка-бяка, эльф. У-у-у, бяка.

– Бяка эльф, – ласково повторила старуха. – Укусить хотел тебя?

– У-у-у, кусь-кусь. Укусь-кусь.

Квестор хотел спросить кое-что про приметы эльфа, но не успел. С мягким протяжным писком включилось цифровое запястье, замигало и запело на все лады, настраиваясь на тысячи волн, каналов и частот. В тот же миг в кармане брюк щелкнул и кратко прожужжал оживший «сундук».

Квестор облегченно выдохнул, расправил плечи, строже глянул на серую спину старухи, по-прежнему склонившуюся над пленным ребенком. Вынул из кармана оружие, неторопливо переключил с позиции 05 (металлическая сеть) на позицию 09 (капсула с ядом).

– Уважаемая гражданка… – Он покосился на экран запястья, которое уже вовсю сканировало персональные данные старухи. – Гражданка Ева Дока Певц, я должен сообщить вам, что согласно статье 590 Патернального кодекса «беспризорные несовершеннолетние подлежат немедленной изоляции от общества в целях защиты от возможного нарушения их естественных прав, изолируются в специальных гигиенических боксах, где проходят курс психологической реабилитации с подключением к развлекательным каналам анимационных фильмов, предоставлением бонусного питания и других мер укрепления жизненных сил и духовного здоровья».