Туннель во времени - [2]

— Что видно?

Козза, сощурясь, вглядывался в снежную пелену. Перед ним простиралась во всю ширину безлесная долина, покрытая кочками побуревшей мертвой травы. Поодаль начинались заросли вереска, а за ними темнела стена леса, покрывавшего Остров Йерниев с востока на запад, от песчаных пляжей юга до болотистых северных берегов. Молчание окутывало долину. Ничто не шевелилось, только стая ворон поднялась и исчезла вдалеке.

— Видно то, что и теперь перед нами. То есть — ничего. Они к нам не ходят. А хорошо бы пришли. Порубили бы дикарей… все развлечение.

— Ничего, значит, не видел? А как насчет раненого, которого нашли мальчишки, — с дырой в груди? — Невесть откуда свалившийся умирающий все еще тревожил Коззу.

— Кто знает, откуда он взялся. И кому понадобился. Они же тут обожают резать друг друга. И я их понимаю. Чем еще можно развлечься в этих холодных краях?

— Альбии не воюют.

— Это ты скажи твоему будущему покойнику. А если хочешь поговорить со мной, давай лучше вспомним согретые солнцем камни Микен. В какую же даль забрели мы из этого счастливого края! И пусть мои руки ноют от одной мысли о рукоятке весла, я бы хоть завтра поднялся на корабль, чтобы пуститься в обратный путь. Значит, так: пятнадцать дней по холодной зеленой воде до Столпов Геракла, еще тридцать дней по голубым водам до Арголиды. А дома вот-вот начнут выжимать масло из первых маслин.

— Мы отправимся домой, когда получим приказ, — буркнул Козза. Остров Йерниев он любил не больше своего собеседника. Ветер на миг разогнал снег, и воин заметил, как опускаются на деревья темные силуэты ворон. Устраиваются на ночлег… но почему они взлетели? Их кто-нибудь потревожил?

— Лучше иди назад, прикажи мальчишкам в хижине браться за работу. Скажи — так приказал Ликос. А ему самому передай, когда увидишь, что подлесок вновь подрастает. Пора снова браться за расчистку.

— А тебе, Козза, без дел не живется? — Мирисати не торопился в лагерь.

— На нас уже нападали. Йернии держатся поодаль лишь потому, что мы перебили всех, кто пытался на нас нападать. Но когда-нибудь они непременно полезут снова. А кусты могут служить им укрытием. Лягут на землю и поползут.

— Старик, тебя одолевают кошмары. Мне снится иное, высшее. Теплое солнце, оливковые рощи, прохладное вино. Дивное эпидаврское вино, такое густое, что его приходится разбавлять двадцатью частями воды.

А потом хорошо и девку, да не грязную донбакшо, с которой приходится сперва срезать эти тряпки, чтобы убедиться, что перед тобой не мальчишка и не старик… девушку с медовой кожей, от которой пахнет благовониями.

— Да, такую там не встретишь, — Козза махнул в сторону темного леса.

— Вот я и не надеюсь. Неужели и весь остров такой же?

— Да, насколько я видел. Мы ходили два лета назад — у Ликоса были какие-то дела с племенами. Повсюду леса, густые, даже на высоких холмах не продерешься. Чтобы дойти до племен, у которых огромные камни, нужно идти пять дней. Эти йернии роют землю словно кроты: насыпи, круглые и прямые, холмы, погребальные курганы, а потом еще ставят на них камни… огромные такие уродины.

— Зачем?

— Их и спрашивай. У племени Уалы, где мы тогда были, камни наставлены в два круга, голубые, а верхушки красным намазаны… словно огромный хрен торчит из земли. Грязные люди.

— Смотри, что там? — Мирисати указал мечом на вересковый куст, темневший под буками.

— Ничего не вижу. — Опускалась темнота, и Козза уже не мог ничего разглядеть.

— А я видел — только что. Лиса, наверное, или олень. Неплохо бы добыть свежатины для котла, — он поднялся на вершину вала, чтобы лучше видеть.

— Назад! Ты ведь не знаешь, что там было.

— Не бойся теней, старик. Они не кусаются.

Мирисати со смехом обернулся, чтобы спрыгнуть вниз. И тут в воздухе что-то прошелестело. Копье глубоко погрузилось в шею воина, удар бросил его наземь, звякнул доспех. Мирисати упал на спину, разбросал ноги. Выкатив глаза, он потянулся к древку и умер.

— Тревога! — завопил Козза. — Тревога! — и заколотил мечом в край щита.

Больше копий никто не бросал. Осторожно выглянув из-за гребня вала, он увидел, что от леса безмолвно и быстро, как волки, бегут мужчины. Нагие даже в эту погоду, они ограничивались короткими кожаными набедренными повязками. В руке бегущего первым было копье, он метнул его в Коззу, тот легко отразил удар. Больше копий в него не бросали — местные жители использовали копье для охоты, а не в сражении. Нападавшие были уже близко: круглый щит на левой руке, в правой — боевой каменный топор. У некоторых на шее висели кинжалы; снег выбелил их волосы, и заснеженными жесткими щетками белели усы на лицах. Людей было много. Оказавшись у подножия вала, они разразились пронзительным криком — «Абуабу!» — чтобы враги в страхе бежали. Козза стоял.

— Йернии, — выкрикнул он; за его спиной уже раздавался шум тревоги. А теперь будет битва. Сердце сильнее забилось в груди воина: из леса появлялись все новые и новые полуобнаженные фигуры. Снегопад прекратился, и он видел, как заполнял долину поток бегущих фигур. Коззе еще не приходилось видеть здесь стольких туземцев сразу. Целое племя пришло, должно быть, и не одно.