Туман над Парагон-уок - [59]

— Отлично! Теперь я должна навестить бедняжку Грейс.

И еще до того, как Эмили нашла подходящие слова, чтобы напомнить ей, что уже позднее время для визитов, Люсинда вывела мисс Летицию из забытья, и сестры поспешили на улицу.

В тот же день вечером Эмили стояла в саду, подставив лицо вечернему ветерку. Едва уловимый, сладковатый запах роз и резеды витал над сухой травой. Уже появилась первая звезда, хотя небо было голубовато-серым, а на западе еще брезжил красноватый отсвет заходящего солнца.

Эмили думала о Шарлотте, зная, что у нее нет сада, нет места для цветов, и чувствовала себя немного виноватой за то, что получила от судьбы так много, не прикладывая к этому практически никаких усилий. Она решила найти способ, чтобы немного поделиться с ней, но так, чтобы Шарлотта или Томас не чувствовали себя обязанными. Эмили уважала Питта не только как мужа Шарлотты, но и просто как человека.

Она стояла, тихо радуясь легкому ветерку, когда вдруг раздался пронзительный визг, переходящий в громкий крик, который все длился и длился, сотрясая ночь. Вот он на мгновение пропал, а затем раздался снова, болезненный, жуткий. Эмили замерла, мурашки бегали по ее коже. Наконец наступила тяжелая тишина.

Где-то раздался короткий вскрик. Эмили подобрала юбки и побежала в дом, затем через гостиную и холл, и выбежала через парадную дверь. Она звала дворецкого и лакея, остановилась на крыльце. Вдоль улицы начал зажигаться свет. Мужской голос выкрикивал что-то в двухстах ярдах отсюда.

Эмили увидела Селену. Она бежала посередине дороги, волосы распущены, платье на спине и груди разорвано, обнажая белое тело.

Эмили подбежала к ней. Она уже сердцем почувствовала, что случилось, и не стала дожидаться, пока Селена перестанет рыдать.

Та упала на руки Эмили.

— Меня… изнасиловали…

— Тихо! — Эмили с трудом удерживала ее. — Тихо! — Она что-то бессмысленно бормотала, но смысл имел только звук ее голоса. — Вы теперь в безопасности. Идем, идем вовнутрь. — Эмили осторожно повела ее, рыдающую, через дорогу, вверх по лестнице.

Внутри она закрыла дверь гостиной и усадила ее. Все слуги находились снаружи, занятые поисками мужчины, который не смог бы объяснить, кто он такой и что здесь делает, — хотя, как быстро поняла Эмили, все, что должен был сделать этот мужчина, чтобы стать практически невидимкой — это присоединиться к поисковой группе. Может быть, когда у Селены пройдет шок, она вообще ничего не скажет, так что надо расспросить ее сейчас.

Эмили склонилась к ней, взяла ее за руки и твердо спросила:

— Что случилось? Кто это был?

Селена подняла голову, к лицу прилила кровь, широко раскрытые глаза блестели.

— Это было ужасно, — прошептала она. — Бешеный голод, ничего подобного я никогда не знала. Я буду ощущать это — и его запах тоже, — пока живу!

— Кто это был? — повторила Эмили.

— Он был высокий, — сказала Селена медленно. — И стройный. И, боже мой, какой он был сильный…

— Кто?!

— Я… О, Эмили, вы должны дать мне клятву, как перед Богом, что ничего не скажете! Клянитесь!

— Почему?

— Потому что, — она с трудом сглотнула ком в горле и вся затряслась, округлив глаза, — я… я думаю, что это был мсье Аларик, но я не уверена. Вы должны поклясться, Эмили! Если вы обвините его и будете неправы, мы обе будем в ужасной опасности. Вспомните Фанни! Я буду клясться, что ничего не знаю.

Глава 8

Конечно, позвали Питта, и он немедленно покинул свой дом, сев в экипаж, который за ним прислали. Но к тому времени, как он достиг Парагон-уок, Селена была уже переодета в одно из платьев Эмили и сидела на большом диване в гостиной. Теперь она была более собранной. Кровь еще не отлила от ее лица, а пальцы, наоборот, выглядели бескровными и нервно переплелись на коленях. Но она вполне спокойно смогла рассказать Питту, что с ней произошло.

Она возвращалась домой после краткого визита к Грейс Дилбридж, немного торопясь, чтобы вернуться до темноты, когда на нее сзади набросился мужчина выше среднего роста и обладающий феноменальной силой. Он повалил ее на землю, на траву около клумбы с розами, насколько она могла судить. Дальнейшее не поддавалось описаниям, и Томас, как человек деликатный, не настаивал на этом. Достаточно сказать, что Селена была изнасилована. Кем, она не знала. Она не видела его лица и не могла описать никаких его примет — за исключением огромной силы и звериного темперамента.

Питт спросил Селену, не заметила ли она случайно что-нибудь еще. К примеру, его одежду — была ли та из мягкого материала или из грубого, была белой или темной рубашка под сюртуком? Были ли у него грубые руки?

Селена обдумывала ответы не больше минуты.

— О! — сказала она с легким волнением. — Да. Вы правы! У него была хорошая одежда. Он, должно быть, джентльмен. Я припоминаю белые манжеты на рубашке. И руки его были мягкими, но, — она опустила глаза, — очень сильными!

Томас попытался узнать еще что-нибудь, но больше Селена не могла сказать ему ничего. Инспектор умолк, а она впала в еще большее отчаяние и на время потеряла дар речи.

В конце концов, Питт был вынужден сдаться и вернуться к рутинному сбору улик. В течение всей долгой и изнурительной ночи он вместе с Форбсом опрашивали всех мужчин в квартале, которым пришлось, раздраженным и напуганным, оставить свои постели. Как и прежде, каждый должен был обстоятельно рассказать, где он был в эти злосчастные минуты. Но ни у кого не оказалось безупречного алиби.