Туман над Парагон-уок - [53]

— Я не больна! — воскликнула Эмили в ярости. Затем, к ее ужасу, по лицу стали литься слезы, и она разрыдалась, как несмышленый ребенок, не в силах остановиться.

На лице Джорджа появилась гримаса боли, но тут же исчезла. Ну конечно, во всем виновато ее «интересное» положение! Эмили увидела эту мысль в его глазах так ясно, как будто бы Джордж произнес ее вслух. Но это же неправда! Однако, не вдаваясь в объяснения, она позволила ему помочь ей подняться с кресла и осторожно вывести в холл, а затем вверх по лестнице. Эмили все еще кипела, слова сами возникали в ее голове — и исчезали до того, как она успевала сложить их в предложения. Но Эмили не могла удержать слезы, и ей было очень приятно чувствовать руку мужа на своей талии, а еще приятнее было ощущение, что сейчас она не должна прилагать ни к чему никаких усилий.

Однако, когда на следующее утро появилась Шарлотта — в основном для того, чтобы узнать, как чувствует себя ее сестра после званого вечера, — Эмили находилась в особо отвратительном настроении. Она плохо спала и, лежа без сна в постели, слышала, как Джордж ходит кругами в соседней комнате. Несколько раз она собиралась встать, подойти к нему и спросить, что его так сильно беспокоит, но еще не чувствовала себя с ним настолько непринужденно, чтобы запросто войти в его комнату в два часа ночи. Эмили знала, что Джордж сочтет такую выходку плебейской, даже неприличной. Кроме того, она не была уверена, хочет ли знать, что тревожит мужа. Быть может, больше всего она боялась, что он солжет ей, и она будет всматриваться в будущее сквозь пелену этой лжи, преследуемая жестокой правдой, о которой она пока могла лишь догадываться.

Поэтому, когда появилась Шарлотта, стройная, свежая, с сияющими на солнце волосами, невыносимо спокойная, красивая, хотя носила только застиранный хлопок, у Эмили не было совершенно никакого настроения любезно встречать ее.

— Думаю, что Томас еще ничего не знает? — спросила она ледяным тоном.

Шарлотта выглядела удивленной, но пока держала себя в руках.

— Он еще не нашел Фулберта, — ответила Шарлотта, — если именно это тебя интересует.

— Меня совершенно не интересует, найдет он Фулберта или нет, — резко произнесла Эмили. — Если он мертв, то я не понимаю, почему так важно, где он находится.

Шарлотта терпеливо ждала продолжения, и это раздражало Эмили еще больше. Сдерживать себя для нее обычно было труднее всего.

— Мы не знаем, мертв он или нет, — поправила она сестру. — Или, если он и вправду мертв, мы не знаем, покончил ли он с собой.

— И после этого спрятал свое тело? — сказала Эмили с сарказмом.

— Томас говорит, что многих утопленников так и не находят, никогда. — Шарлотта старалась быть рассудительной. — Или же их тела изуродованы до неузнаваемости.

Воображение Эмили рисовало отвратительные картины. Вздувшиеся трупы со съеденными рыбами лицами просвечивают сквозь мутную воду… От этих фантазий ей стало нехорошо.

— Ты невозможно противная! — Она уставилась на Шарлотту. — Вы с Томасом, возможно, и находите такой разговор приемлемым за чайным столом, а я — нет!

— Ты не предложила мне чаю, — сказала Шарлотта с едва заметной улыбкой.

— Если ты думаешь, что после такого разговора я буду тебя угощать, ты ошибаешься! — резанула Эмили.

— Тебе бы хорошо самой сесть и поесть что-нибудь, и добавить к этому сладкое…

— Если кто-то еще раз вежливенько намекнет на мое состояние, я начну ругаться! — Эмили была разгневана. — Я не хочу сидеть, не хочу ничего освежающего, вообще ничего не хочу.

Наконец и Шарлотта начала понемногу раздражаться.

— Что ты хочешь и в чем ты нуждаешься — не всегда одно и то же, — возразила она, — и раздражение тебе не поможет. Ты наговоришь такое, о чем впоследствии будешь жалеть. И если кто-то знает, насколько это глупо, то это — я! Ты всегда была человеком, который сначала думает, прежде чем скажет что-то. Ради бога, не теряй этого качества сейчас, когда ты нуждаешься в нем более всего.

Эмили смотрела на нее с холодком в желудке.

— Что ты имеешь в виду? — потребовала она. — Объясни, что ты имеешь в виду!

Шарлотта оставалась совершенно спокойной.

— Я имею в виду, что если ты позволишь своим страхам проявляться именно теперь или позволишь Джорджу думать, что не доверяешь ему, то тебе никогда не удастся восстановить то, что ты разрушишь, вне зависимости от того, как сильно ты будешь жалеть об этом впоследствии или насколько банальным это окажется, когда ты узнаешь правду. И тебе стоило бы подготовиться к тому, что мы можем никогда не узнать, кто убил Фанни. Не все преступления раскрываются.

Эмили резко уселась на стул. Было ужасно думать, что они могут никогда не узнать, кто убийца, что все они на Парагон-уок могут провести остаток жизни, глядя друг на друга и сомневаясь друг в друге. Каждое проявление близости, каждый тихий вечер, каждый простой разговор, каждое предложение дружбы или помощи будут омрачены темным пятном неуверенности, внезапной мыслью: «А может ли быть, что это он убил Фанни?» или «А знает ли она об этом?..»

— Они должны найти его, — настаивала Эмили, отказываясь слышать о чем-то ином. — Кто-то же будет знать, если убийца действительно один из нас. Жена, брат, друг найдут правду!