Туман на мосту Тольбиак - [17]

Я замер.

И опять пошли ругательства. А потом их подкрепил второй короткий щелчок, точь-в-точь как первый. Прекрасно. Если можно назвать это прекрасным. То был не выстрел. Но я почувствовал, как от отвращения у меня передернулось лицо. Револьвер все-таки был бы порядочней и гуманней. Я полез наверх по лестнице – быстро, но тихо. Вскоре мои глаза оказались на уровне пола.

Задница, какой мне еще до сих пор не доводилось видеть, монументальный, чудовищный круп, смахивавший на два набитых рюкзака, полностью закрывал мне обзор. Эта толстуха была всем толстухам толстуха! Вот уж кому явно наплевать на фигуру.

Расставив похожие на пару необтесанных бревен ноги в бумажных чулках разного цвета и уперев руки в бока, она пыхтела, как паровоз, а в промежутках между вздохами выблевывала гнусным голосом желчь. В правой руке она сжимала длинный кнут с коротким кнутовищем.

Комнатка была маленькая, бедная, но чистенькая. Белита Моралес с лицом, искаженным от боли, и глазами, пылающими бессильной ненавистью, сидела на полу, вжавшись в угол; ее подвернутые ноги укрывала красная шерстяная юбка. Плаща на ней уже не было, а разорванный пуловер открывал восхитительную грудь. Две чудесные грудки, хоть и меченные красно-кровавой полосой, не сдавались. Они стояли горделиво, словно бросая вызов истязательнице.

Глава V Переулок Цилиндров

Одним махом я преодолел последние ступеньки лестницы и появился в комнате.

– Что происходит? – рявкнул я.– Играем по вечерам в истязателей малолетних?

Гнусная бабища с поразительным проворством повернулась. Пахло от нее отнюдь не духами Карвена. Правильней будет сказать, воняло от этого тюка грязного белья, как от общественного сортира. Над обвислыми буферами величины невероятной даже для итальянских старлеток, болтающимися под прикрытием засаленной блузки, торчала отвратнейшая башка, лишенная шеи, словно вбитая прямиком в жирные плечи, которые обтягивал облезлый меховой жакет. Смуглая, сморщенная, беззубая харя и гноящийся глаз, смотрящий пронзительно и злобно. Единственный. Правый. Второго не было: то ли ей выбили его в драке, то ли выел сифилис. Одним словом, второй глаз был полностью закрыт. Для довершения картины замечу, что растрепанные черные космы сальных, лоснящихся волос делали из нее точную копию головы Горгоны.

– А это еще кто? – проскрипела она, точно несмазанное колесо.

– А это я,– ответил я.– Дипломированный зануда, который появляется всегда некстати.– Я дружески кивнул цыганочке.– Привет, Белита.

– Белита! – насмешливо взвыла мегера с кнутом. Моя фамильярность явно пришлась ей не по вкусу.– Белита! – Она повернулась к девушке, и ее понесло: – Так это ему ты даешь, потаскуха? Ты же должна кому-то давать. Ну, отвечай, шлюха Изабелита. Сучка! Курва!

Девушка устало качнула головой.

– Курва! – повторила ведьма, сверля меня своим единственным гнойным буркалом.

Вне всяких сомнений, на сей раз это звание предназначалось мне. Я вздохнул. Словарь ее был все-таки скуден. Это уже грозило стать однообразным.

– Я никому не даю,– ответил я.

– Курвино отродье! – вякнула она еще раз на тот случай, если я не понял.

Прекрасно. Курва, и сам к тому же курвино отродье. Лучше быть не может. Все просто. Крайне несложная генеалогия.

– А ну закрой свою помойку…– начал я.

Если она хотела, чтобы я пел в ее тональности, то тут никаких сложностей нет. Нестор Бюрма к вашим услугам, достойнейшая сеньора! Навряд ли она окажется в этом состязании сильней меня. Тремя отборными ругательствами, самыми что ни на есть крепкими, я заставлю тебя отказаться от титула Мисс Сквернословие. И… Я не успел тщательно отделать их. Она взмахнула рукой, и я увидел, как взлетел кнут. Эта падла целила мне в лицо, но меня спасла быстрая реакция. Я подскочил, точно в зад мне воткнули булавку. Кнут со свистом обвился вокруг моего тела, но теплая подкладка канадки изрядно смягчила удар. И тем не менее на ласковый шлепок это не было похоже. От удара я покачнулся и почувствовал, как мой желудок судорожно сжался. Отреагировал я столь же резко. Обеими руками схватился за кнут и, когда коснулся ногами земли, рванул Кнутовище из рук мегеры. Это привело к тому, что мы оба потеряли равновесие. Я опрокинулся на спину, а бабища, которую я дернул на себя, обрушилась на меня сверху всей сотней килограммов своих протухших телес. Господи, вот это был подарочек! В Книге Судеб, верно, записано, чтобы всякий раз я отведывал что-нибудь новенькое, вроде удара ниже пояса или тайного приема. Я уже тихо и спокойно начал отдавать концы, придушенный чудовищными сиськами. Мой нос стал угрожающе вдавливаться в ее дряблое вонючее мясо. Я чувствовал себя капитаном Моранжем, жертвой коварной Антинеи, губительницы мужчин, которая в фильме Жака Фейдера[18] еще одно воспоминание юности – на миг прикасалась грудью, и тут же человек становился хладным трупом. Вот это произойдет и со мной. А в самом начале был Бенуа. Правда, звался он не Пьером, но это уже не имеет значения. Но я-то не капитан Моранж. И если уж мне суждена такая судьба, если мне написано погибнуть от груди Антинеи, то пусть это будет настоящая Антинея. Или Брижитт Бардо. Все-таки приятней. Но только не эта слоноподобная старуха, придавившая меня к полу. Я дергался, как висельник, пытаясь выбраться из-под нее. Черта с два! В довершение удовольствия я упал на кнутовище и чувствовал, как оно вдавливается мне в почки. На секунду я поверил, что спасся. Я мог вздохнуть. Но тут же получил неслабый удар по кумполу. Оказывается, этой стерве надо было размахнуться, и теперь она принялась меня колотить, поминая всякими словами меня и моих родителей, между прочим мирных, почтенных граждан. Ее словарный запас оказался не таким уж убогим. В некоторых областях он был просто грандиозным. При этом она дышала мне в нос. Не знаю, откуда у нее идет дыхание, но по части органических удобрений ей можно было бы присудить приз. Я пытался дать ей отпор. Напрасный труд. Мне недоставало свободы движений. У меня с собой, разумеется, была пушка, и я с огромным удовольствием врезал бы рукояткой ей по чердаку, да только револьвер мой лежал у меня в заднем кармане, причиняя мне сейчас скорей неудобство, и дотянуться до него я не мог. И вдруг мне пришла грандиозная мысль. Продолжая брыкаться, я постарался левой рукой ущипнуть, да еще с поворотом, то, что попадало в пальцы, а правой ухитрился залезть в карман канадки. Пушки там не было, но было кое-что не хуже. И тут в бой вступила Белита. Она наскочила сзади на мою врагиню, вцепилась ей в волосы и стала тянуть, заставив ослабить хватку. Слониха вскрикнула от боли и тут же взвыла снова, куда громче. Я не успел удержать руку. Она была уже на пути к ее роже, когда вмешалась Белита. Ладонь моя, набравшая на дне кармана, где я обычно держу кисет, табачной пыли, раскрылась перед единственным глазом злобной ведьмы и направила на чувствительное глазное яблоко ядовитое табачное облако. Для верности я еще немного растер табак. Она отшатнулась и схватилась грязными лапищами за морду, придавив мне ноги своими монументальными ляхами. Я высвободился, мгновенно вскочил, подхватил кнут и, крепко сжав в кулаке кнутовище, изо всей силы врезал ей по черепушке. Если буфера у нее были мягкие, то котел оказался твердым. Мне пришлось повторить удар трижды, и только тогда она запросила пощады. Я был зол как черт. Думаю, я убил бы ее, не попроси она пощады. Проделала она это в присущей ей манере и в самых изящных терминах, начав с ругательства и закончив проклятьем, перемежая все это несколькими словами на каком-то варварском наречии, что следовало, вероятно, воспринимать как вежливейшие извинения.